Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Ганнинг обращал внимание на постепенное укрепление позиций Потемкина при дворе императрицы. Хотя поведение «нового любимца» подтверждает все, что посол слышал «относительно живости его ума и быстроты его соображений, но не доказывает в нем особой рассудительности и благоразумия», милость, которой он пользуется, чрезмерна. Весь образ его действий, на взгляд дипломата, подтверждает прочность его положения. «Действительно, – утверждал Ганнинг, – принимая в соображение время продолжения его милости, он приобрел, сравнительно со всеми своими предшественниками, гораздо большую власть и не пропускает никакого случая заявить это. Недавно он собственной властью и вопреки Сенату предоставил винные откупа (главнейший источник дохода) невыгодным для казны образом».

Посол неоднократно обращал внимание на стремительное усиление власти Потемкина и упрочение его позиций при дворе императрицы. «Хотя нигде любимцы не возвышаются так внезапно, как в этом государстве, – писал он, – однако, даже здесь еще не было примера столь быстрого усиления власти, какого достигает настоящий любимец. Вчера, к удивлению большей части членов, генералу Потемкину повелено заседать в … Совете»937.

Ганнинг подметил, что усиление позиций Потемкина вызвало недовольство не только семейства Орловых, но и ряда других приближенных императрицы. Он извещал графа Саффолка о том, что назначение генерала Потемкина в звании генерал-аншефа товарищем графа Захара Чернышева по военной коллегии явилось ударом для последнего. Чернышев опасался, что не сможет сохранить за собой эту должность. «Империя, по всей вероятности, немного потеряет от этой перемены, – рассуждал посол, – но принимая в соображение характер человека, которого императрица так возвышает, и в чьи руки она, как кажется, намеревается передать бразды правления, можно опасаться, что она сама для себя изготовит цепи, от которых ей впоследствии нелегко будет освободиться»938.

Назначение Потемкина на новую должность «озаботило» Орловых еще больше, чем прежде. И по этому поводу между императрицей и Григорием Орловым произошло «горячее столкновение». Впрочем, полагал Ганнинг, «все это, по всей вероятности, не будет иметь непосредственного влияния на иностранные дела»939. Однако, этого нельзя было сказать о придворной жизни. В декабре 1774 г. посол сообщал в Лондон о решении братьев Орловых покинуть службу. «Семейство графа Орлова, замечая ежедневное усиление власти и влияния нового любимца и не предвидя в ближайшем будущем возможности остановить его успехи … намеревается оставить службу, – писал Ганнинг. – Графы Владимир и Федор уже просили об отставке, и первый получил ее, а последний, конечно, получит. Брат их, князь, теперь окончательно решился путешествовать, причем ему будет сопутствовать генерал Бауер, получивший годовой отпуск»940.

Усиление позиций Потемкина и его влияние на императрицу становилось все ощутимее день ото дня. Так, Екатерина отложила запланированную поездку в Коломну только потому, что в этот день граф Потемкни, празднуя свои именины, должен был принимать поздравления дворянства и всех сословий. Императрица подарила имениннику 100 тыс. руб., а также согласилась выполнить его просьбу – назначить в его новую губернию греческого архиепископа Евгения Булгара.

Складывалось впечатление, что Потемкин стремился потеснить со своего поста Н.И. Панина, чтобы самому стать первым министром императрицы. Об этом в феврале 1776 г. доносил в Лондон секретарь посольства Ричард Оакс. Многие полагают, писал он, что Потемкин «сам желает занять место первого министра, стремление к которому … способно его тщеславие и до удовлетворения которого, быть может, простирается уступчивость его монархини … В последнее время … он больше прежнего интересуется иностранными делами. Бурбонские министры весьма усердно и успешно ухаживают за ним, и без сомнения употребили бы все свое влияние для поощрения подобного намерения»941. Однако сместить Панина Потемкин не сумел.

Ближе всего с Потемкиным удалось сблизиться Дж. Гаррису. По приезде в Петербург посол отметил для себя два важных момента: влияние, которое князь оказывал на императрицу, и его соперничество с графом Паниным. Как отмечала И. де Мадариага, Гаррис, конечно, был в курсе соперничества Панина и Потемкина, но он заблуждался в том, что главной тому причиной было отношение к Британии. На самом деле, полагала исследовательница, личное соперничество между ними происходило из-за Греческого проекта. Панин выступал за постепенную переориентацию курса внешней политики России на ее союз с Пруссией и Османской империей, что входило в интересы Фридриха II. Императрица и Потемкин настаивали на уничтожении влияния Порты942.