Британские СС

Келлерман вынул из кармана твидового жилета золотые часы и посмотрел на циферблат. Дуглас тут же понял намек.

– Я поеду прямо сейчас.

– Да, будьте любезны. Только сперва зайдите к моему секретарю, он введет вас в курс дела по поводу всех приготовлений.

У «Люфтганзы» было три ежедневных рейса между Лондоном и Берлином – это не считая сообщения менее удобными и менее престижными военными самолетами. Штандартенфюрер доктор Оскар Хут получил одно из пятнадцати мест на рейсе, вылетавшем из Берлина в середине дня.

Дуглас ждал в неотапливаемом здании аэропорта, наблюдая, как оркестр люфтваффе готовится приветствовать ежедневный самолет из Нью-Йорка. Только немцы располагали авиацией, способной на длительные беспосадочные перелеты, и министерство пропаганды стремилось выжать из этого все возможное.

Дождь продолжал лить, но на горизонте в облаках появился просвет. Берлинский самолет кружил над полосой, пилот принимал решение о посадке. Наконец, после третьего круга большой трехмоторный «Юнкерс» с ревом прошел над зданием аэропорта, аккуратно сел на мокрый асфальт и, блестя вручную отполированными боками, подъехал к терминалу.

Дуглас почти ожидал, что человек, упоминающий в своем официальном ранге докторскую степень, будет отличаться хотя бы подобием врачебного такта. Однако Хут оказался доктором юридических наук, и Дуглас сразу опознал в нем самого непримиримого офицера СС – уж он таких успел повидать немало. В отличие от Келлермана, этот был в военной форме и, похоже, не имел никакой склонности к ношению штатской одежды. И форма у него была не черная, какую носили члены так называемых «общих войск» СС – в большинстве своем средних лет деревенщина, щеголяющая погонами на местечковых пьянках по выходным. Нет, на докторе Хуте был светло-серый китель, галифе и высокие сапоги. На манжете виднелась нашивка RFSS – знак личного штата подчиненных рейхсфюрера Гиммлера.

Чем-то этот долговязый человек напоминал портновский манекен – несмотря на то что форма, безукоризненно чистая и отутюженная, была отчетливо старой. Дуглас предположил, что лет ему около тридцати пяти. Из-за нависающих век глаза смотрелись полусонными, однако это с лихвой компенсировалось энергичной походкой, прямой осанкой и мощной атлетической фигурой. Под мышкой Хут зажимал короткую трость с серебряным набалдашником, а в руке нес большой чемодан. Проигнорировав дверь, ведущую на иммиграционный и таможенный досмотр, он принялся долбить тростью по стойке и долбил до тех пор, пока не появился сотрудник «Люфтганзы» и не пропустил его в зону прилета.

– Арчер?

– Да, сэр.

Хут без особого энтузиазма пожал ему руку, как будто эта формальность была прописана в руководстве по обращению с местным населением, и спросил:

– Ну чего мы ждем?

– Э-э… ваш багаж.

– Какой еще багаж? В смысле, охотничьи ружья, клюшки для гольфа, рыболовные снасти? У меня нет времени на подобную ерунду. Вы на автомобиле?

– Да, машина ожидает.

Дуглас указал на стеклянные двери терминала, за которыми был припаркован блестящий «Роллс-Ройс» с личной маркировкой Келлермана и водителем в форме.

– Надо же, Келлерман выделил свою личную тарантайку, – прокомментировал Хут, устраиваясь в салоне. – А сам-то сегодня во что пересел, в королевскую карету?

Английский у него был превосходный. Такое безукоризненное произношение можно перенять только от англоговорящих родителей – или любовницы. И все же, несмотря на внешний лоск, Дуглас чувствовал, что в изучение языка этим человеком вложен тяжелый труд.

Как выяснилось в последующей беседе, отец Хута был профессором современного языкознания. Оскар Хут родился и жил в Шлезвиг-Гольштейне до тех пор, пока эти земли не отошли к Дании по итогам Первой мировой войны. Тогда семья переехала в Берлин. Хут изучал право сначала там, а затем в Оксфорде – куда Дуглас поступил несколько лет спустя. Несмотря на некоторую временную разницу, у них даже обнаружились общие знакомые и общие вспоминания об университетских стенах. К тому же мать Дугласа в юности служила гувернанткой в Берлине, и Дуглас немного знал этот город по ее рассказам.

– Над чем вы сейчас работаете? – как бы между прочим поинтересовался Хут, глядя в окно.

В Норвуде был затор, машина замедлила ход. Длинная очередь ожидала под дождем, когда привезут хлебный паек. Дуглас был почти уверен, что Хут это как-то прокомментирует, но Хут лишь сжал кулак и постучал кольцом-печаткой по стеклянной перегородке между пассажирскими местами и водителем.

– Сирену включи, остолоп! – крикнул он. – Мне до вечера тут торчать?