Бритва Оккама в СССР

— …именно по височным кольцам. Так, например, семилучевые височные кольца говорят о том, что эта знатная женщина принадлежала к племени радимичей. Находки женских захоронений такого типа позволяют нам уточнить карту расселения восточнославянских племен и дополнить летописные сведения. Вижу, юноша хочет что-то добавить о височных кольцах дреговичей? Нет? А я говорю — да! — Богомольников — красивый, черноволосый, с уверенными жестами рук даже тут, в полевых условиях производил впечатление. — Что там с височными кольцами у дреговичей, расскажите? Характерные черты, особенности… Бровкин ваша фамилия? Рассказывайте.

Некто Бровкин — загорелый, полный студент в очках, встал и бодро отрапортовал:

— Височные кольца дреговичей имеют украшение в виде таких… Ну, шариков, утолщений похожих на ежевичку! — он так и сказал — «ежевичка».

Девчата захихикали, парни прятали улыбки из мужской солидарности. Бровкин, ничтоже сумняшеся, продолжал:

— Такая характерная форма встречается в захоронениях на большей части Гомельской и Брестской областей. Исследованиями дреговичей занимается Лысенко, но есть и другие ученые, которые помимо славянской теории происхождения дреговичей, описанной в Повести временных лет, выдвигают идею о балтском…

— Достаточно, Евгений! — Богомольников сделал жест рукой, приглашая студента сесть. — У вас есть задатки хорошего историка, но вы слишком увлекаетесь прожектами и растекаетесь мыслию по древу… Так, о чем это мы? О височных кольцах. У кривичей — третьего славянского племени, которое расселялось в верховьях Двины и Днепра, также были свои отличительные украшения. Юленька, не подскажете, как они выглядели?

— Строго! — пискнула веснушчатая Юленька, которая сидела на дереве.

— Верно! — руководитель археологической практики одобрительно улыбнулся. — Строгие, простые кольца из проволоки, без украшений…

Я сделал пару шагов назад и огляделся. Палаточный лагерь, территория которого была огорожена гирляндами флажков, растянутых между стволами деревьев, располагался над днепровскими кручами, под сенью высоких, ровных, как корабельные мачты смолистых сосен. Чуть в стороне, вниз по течению, начиналась зона раскопок — как раз от того самого места, где я нашел первый горшок с серебром. Дальше — вереницей тянулись курганы, размеченные и обозначенные по всем правилам археологической науки.

Пахло сытным кулешом с тушенкой, ребята-кашевары выплясывали возле огромного котла, все в дыму, со сгоревшими на солнце плечами, но веселые и, видимо, слегка пьяные. Недалеко от них, под кустом красной вербы (или ивы, как угодно), валялась в полной прострации некая рыжеволосая красотка.

Ну как — валялась? Скрутилась в позу эмбриона, как я на верхней полке плацкарта буквально вчера, и дула себе на ладони. А я ей говорил, чтобы перчатки одевала. А она занудствовать начала, что мол не одевала, а надевала, и вообще — она тут аки папа Карло вкалывать не собирается. Ну, это до первого керамического пряслица, которое явила на свет Божий из-под гнета земной толщи штыковая лопата… Визгу было столько, будто она сундук с пиастрами отыскала!

— Ну что, товарищ Югова, как насчет интервью? — четыре часа с лопатой и без головного убора под палящим солнцем вырубят кого угодно.

Зоенька дула на сорванные мозоли и шипела:

— Белозор, ты садист! Я сорвалась из Москвы, ночевала в плацкарте, пила какую-то землистую бурду в вашем дубровицком серпентарии, который ты редакцией зовешь, потом тряслась черт знает сколько на машине, которая еще дедушку Ленина помнит, а потом…

— А потом узнала, что такое керамические пряслицы. И нашла сколько — пять штук?

— Восемь…

— Вот видишь! Восемь! Неоценимый вклад в белорусскую и всесоюзную историческую науку!

— Белозор, ты невыносим! Я буду жаловаться! — простонала она из позы эмбриона перемещаясь в положение полусидя и подтаскивая к себе свою легкомысленную сумочку.

— Куда? В Спортлото? — усмехнулся я, усаживаясь тут же, на землю.

— В Гаагу! — она покопалась в сумке и достала оттуда… Диктофон!

Тоже — маленький, портативный, кассетный. Импортный. Логотип я не рассмотрел, но в целом — он был ни разу не хуже моего неразлучного Sony. Однако, растет над собой товарищ Югова! Неужто и вправду остались силы на интервью? Зоя снова подула на руки, однако блокнот и карандаш достала, но сразу отложила их в сторону:

— Итак, товарищ Белозор! Я имею намерение говорить с вами о «Последних временах», — сказала она, уселась по-турецки и нажала клавишу записи на диктофоне и переходя на более-менее официальный тон.

Я едва не рассмеялся. Классное, всё-таки, название! «Поговорить о последних временах» звучит почти так же круто как «поговорить о Библии», «поговорить о спасении души» или «о саморазвитии и связи со вселенной». Эсхатологичненько!

— Говорите, нет проблем! Восемь пряслиц — это не шутки, это ты хорошо поработала. Можно сказать — ударно. Что такое одно дурацкое интервью по сравнению с трудовым подвигом во благо исторической науки? А, только один вопрос: вы на кого работаете? — я как-то упустил этот момент из виду.