Бритва в холодильнике

Врач сказал, что сегодня больному лучше, ограничения на продолжительность посещения снимаются, если, разумеется, Рой не станет этим злоупотреблять. Рой заверил, что злоупотреблений не будет, и вошёл в палату. Эрвин скосил хмурые глаза и не ответил на приветствие. Рой спокойно положил на столик вынутую из бритвы деталь и уселся у кровати. Эрвин усмехнулся. Улыбка признавала вину и поражение. В ней было больше горечи, чем злости. Он как бы оправдывался улыбкой, а не издевался ею, как прежде. И холодное возмущение, не отпускавшее Роя со вчерашнего дня, стало смягчаться. Рой был чувствителен к улыбкам, он не раз говорил брату: «Генрих, улыбка – визитная карточка души, у плохого человека не будет хорошей улыбки, у таких только гримасы: усмешки и ухмылки». Вчера на лице Эрвина была такая гримаса – злобная усмешка, язвительная ухмылка.

– Дознались, – сказал он тихо.

– Догадался, – поправил Рой. – И это было не так трудно, как, возможно, вам представлялось. Идея, в сущности, примитивная, её обсуждали когда-то в научных кругах. Но исполнение – мастерское, не отрицаю. Ещё никто не создавал такого хитрого аппарата-шпиона. Говорят, ваш шеф был великим экспериментатором. Его золотые руки не участвовали в изготовлении приборчика?

– Карл своими золотыми руками проломил бы мне голову, если бы узнал, чем я занимаюсь, когда остаюсь один. И для него это было бы лучше. Да и для вас тоже: он остался бы жив, а вы получили свои твёрдые конденсаторы энергии.

– Его гибель и этот ваш механический телепат связаны какой-то общей связью?

– Я убил Карла, – спокойно сказал Эрвин. – И намеревался убить себя, помешали ворвавшиеся в лабораторию. Прибор, который вы назвали механическим телепатом, имел к происшествию непосредственное отношение. – Он приподнялся и внимательно посмотрел на Роя. – Вы растерянны, Рой Васильев, физик и сыщик? Вы ведь явились сюда принуждать меня к тяжким признаниям. Я признаюсь без принуждения в убийстве своего руководителя. Почему же вы молчите? Продолжайте задавать уличающие вопросы. Начнём классическую борьбу преступника и стража законности. Ведите своё очередное удачное дознание. Уверяю вас, Рой, вас ждёт успех.

Всё было, казалось бы, как Рой заранее представлял себе: он припрёт Эрвина к стене неотвергаемыми фактами, обезоружит неопровергаемой логикой, Эрвину некуда будет деться, он признается – никаких непредвиденностей. Была одна непредвиденность – отчаяние, зазвучавшее в таком спокойном внешне голосе человека, лежавшего на постели. Отчаяния Рой не ждал, не таков был его вчерашний собеседник, чтобы подозревать у него что-либо похожее. С тем, вчерашним, надо было бороться, отражать его враждебность, его ненависть. Этого, сегодняшнего, хотелось пожалеть. Рою нужно было время, чтобы хоть немного привыкнуть к новому обличью Эрвина Кузьменко.

– Жду ваших вопросов, следователь, – с горечью повторил Эрвин. – Может быть, помочь? Вероятно, вы захотите узнать, зачем мне вообще понадобилось изобретать этот дьявольский приборчик?

– Да, мне хотелось бы это знать, – сказал Рой. Эрвин прикрыл глаза, помолчал – выстраивая мысли – потом заговорил. Рой слушал, изредка врывался репликами в речь, снова молчал, снова слушал. Эрвин сказал, что идёт дознание, он будет отвечать на уличающие вопросы – классическая борьба преступника со стражем законности. Не было такой борьбы, да и дознания не было, была исповедь – Эрвин раскрывал душу. И Рой молчаливо удивлялся, сочувствовал, сострадал, негодовал, возмущался: сколько же лишних мук вносил в свою душу Эрвин, скольким ненужным страданиям подвергал себя!