Брюнетка в клетку

– Хочешь, посидим в саду? – спросил Жидков, прижимая к себе предполагаемые вещдоки. – Можно полежать в тенечке, подремать. Ах да! Дремать тебе не полагается. Ну, я подремлю, а ты почитаешь мне газету.

– У меня другое на уме, – шепотом ответила Лариса.

– Вот это да! – обрадовался Жидков. – Я так рад, что ты согласилась.

– Согласилась на что?

– Как на что? Ты как маленькая, в самом деле. Сама сказала: «У меня другое на уме».

– Я с тобой о деле говорю, – прошипела Лариса. – Можешь найти старые альбомы с фотографиями?

– Могу. Наверное. Хочешь посмотреть на Анечку Ружину, верно?

– Хочу, а что?

– Сколько ей сейчас?.. Сбежала она в семидесятом, когда ей только-только исполнилось восемнадцать. Значит, сейчас ей… Э-э-э… Пятьдесят один. Вряд ли ты ее узнаешь, даже если встретишь на улице после просмотра фотографий.

– Мне просто интересно.

– Мне самому интересно, – пробормотал Жидков. – Но ты ведь все равно меня не отпустишь рыскать по дому одного.

– Да уж, конечно, не отпущу. Ты, к слову сказать, весьма неожиданно вырвался из-за стола. Это против правил!

– Я отсутствовал всего минуту.

– За это время ты мог поговорить по мобильному телефону.

Она еще не закончила фразу, когда у Жидкова в кармане рубашки зазвонил тот самый мобильный.

– Ты его взял! – воскликнула Лариса. – С подоконника! Так я и знала.

– Ну, взял. Это же мой телефон. Ладно, не напрягайся. Я отвечу?

– Отвечай, но под моим контролем.

Жидков приложил ухо к трубке и наклонился, чтобы Лариса тоже смогла слышать. Она прижалась к нему щекой и уставилась было невидящим взором в пространство, когда в поле ее зрения появился Уманский. Вероятно, он слышал их диалог и был потрясен, хотя и пытался это скрыть. Однако изумление прорывалось через все барьеры, которые он ему поставил, – сжатые губы, сдвинутые брови, наморщенный лоб. Еще бы! Невеста держит под контролем жениха до такой степени, что даже прослушивает его телефонные разговоры!

– Алло! – сказал Жидков своим обычным ловеласским тоном. Голос у него стал особенно мягким, даже вкрадчивым.

– Антон Никифорович? Вас беспокоят из магазина «Джентльменский набор». В течение месяца после дня рождения клиенту предоставляется пятнадцатипроцентная скидка на покупку товаров в нашем магазине плюс к пятипроцентной скидке по дисконтной карте. Итого получается двадцать процентов. Совсем неплохо! У вас есть еще неделя, не желаете ли воспользоваться скидкой «день рождения»? Как именинник этого месяца?

– С удовольствием, – ответил Жидков, слегка, впрочем, померкнув. Вероятно, он ожидал услышать какую-нибудь из своих цыпочек, окончательно его забросивших. – Обязательно к вам заеду.

– Не тяните с этим, – предупредила любезная девушка.

Лариса с трудом отлепила свою щеку от щеки Жидкова. Уманский, который стоял поблизости, не сдержался и хмыкнул.

– Она меня ревнует, – с удовольствием сообщил ему Жидков. – Вас никогда не ревновали?

– В такой форме – нет. – Он оглядел Ларису с ног до головы, но поинтересовался совсем другим: – Рука сильно болит?

– С чего вы взяли, что сильно?

– Ну-у… Вы так выли на лестнице.

– Я не выла! Я плакала.

Жидков, размышлявший о своем, перебил их и обратился к Уманскому с насущным вопросом:

– В своих странствиях по дому вы нигде случайно не встречали альбомов с фотографиями? Каких-нибудь старых и пыльных?

– Альбомов? – Уманский закатил глаза, немедленно позабыв о Ларисиной травмированной руке. – Кажется… Кажется, у Анжелики в комнате лежит большой альбом. И еще у ее матери. То есть у вашей тетки, если я правильно разобрался в родственных связях.

– Правильно разобрались, – кивнул Жидков. – Значит, у Фаины… И я этим не удивлен.

– У нее их целая куча.

– Придется идти к ней, ничего не попишешь. Или нет! Лучше я подошлю маман. Пойдем, милая, поищем мою мамочку.

– Она на веранде, – сообщил Уманский и еще раз осмотрел Ларису с ног до головы.

Она была раздосадована. Надо же! Как он оказался безразличен к ее травме. И еще сказал, что она выла на лестнице. Мерзавец.

Они с Жидковым вышли на веранду, где расположилась Маргарита.

– Мама, у меня к тебе дело, – подсел к ней Жидков.

Лариса тем временем размотала бинт и принялась разглядывать свою руку. Рука была абсолютно нормальной, белой.

– Ищете следы насилия? – спросил у нее за спиной Уманский. – По-моему, там ничего нет.

– Нет, есть.

– Дайте сюда. – Он схватил ее за запястье, и Лариса тотчас вскрикнула:

– Ой-ой-ой!

– Да ладно вам прикидываться! Все чисто.

Она вырвалась и смерила его презрительным вглядом:

– У меня там… внутренние повреждения.

– Я всего лишь шлепнул вас по пальцам, – возмутился Уманский. – А вы разыграли тут целый спектакль. Хотите сделать из меня мерзавца?

– Когда мужчина замахивается на женщину, он становится мерзавцем автоматически.

Уманский открыл рот, чтобы в очередной раз возразить, но тут на веранде появились Мишаня с Симоной. Он пожал плечами и, так ничего и не сказав, спустился в сад.

– Вы всерьез говорили про убийство? – осторожно спросила Мишанина девушка, глядя на Ларису из-под челки глазами доброй лошадки.