Брюс. Дорогами Петра Великого

— Против шведа? — наивно спросил Роман.

— А хотя бы и против вас! — брякнул сгоряча барон.

Увидев, что и впрямь вооружается вся округа, Роман решил уведомить царя и поспешил в Копенгаген.

— Господин полковник, гляньте, ворота-то в город у нас перед самым носом захлопнули! — удивился молоденький подпоручик, ходивший у Романа в адъютантах.

— Сам вижу! — сердито буркнул Роман. И невооружённым глазом было видно, что датская пехота расставлена по всему валу, а из амбразур, точно при начавшейся осаде, выглядывают жерла пушек.

Наняв лодку и скоро добравшись до флагмана, Роман доложил самому царю об удивительных экзерцициях датского войска.

— То-то они ныне заспешили по осенней распутице нас в шведскую Сконе переправить! — разволновался присутствующий при разговоре начальник русских десантных войск Аникита Иванович Репнин. — Датский генерал Шультен вечор уверял меня, что в Сконе, под Гельзингером, сохранились добрые окопы, где нашему войску и перезимовать можно!

— Да не в этих ли окопах Магнус Стенбок и побил оного Шультена?! — сердито хмыкнул Пётр.

— В тех самых, государь! — взволнованно подтвердил Репнин. И добавил с горечью: — А чего Шультену русских солдат беречь, ежели он и своих не сберёг! Ему отправить ныне наше войско на погибель — прямой расчёт. И из Дании мы уйдём, и шведа на себя отвлечём!

— Высадке в сём году не бывать! — твёрдо решил Пётр...

Могучая эскадра, напугавшая было всю Швецию той осенью, скоро распалась, и только на памятной медали значилось: «Владычествует четырьмя!» Надобно было искать новые пути к миру.

Переговоры в Гевельберге

После несостоявшейся по вине датчан совместной высадки в Сконе летом 1716 года Петру I пришлось пересмотреть все свои отношения с союзниками. Ему давно уже было ясно, что на самого старинного союзника, короля польского и курфюрста саксонского Августа II из-за его прирождённого легкомыслия нельзя ни в чём положиться. Теперь столь же легкомысленным показал себя и король Дании Фредерик IV. Да и третий союзничек, новый король Англии Георг I (он же курфюрст Ганновера) не внушал Петру никакого доверия, хотя тогда он ещё и не знал о секретном предписании адмиралу Джону Норрису, стоящему со своей эскадрой на рейде Копенгагена, внезапно атаковать и потопить русскую флотилию. По приказу Петра русские войска ушли из Дании в Мекленбург, а эскадра отплыла в Кронштадт. Петру стало понятно, что ни о какой высадке в Швеции на следующий год с этими союзниками не может быть и речи. Единственной союзной державой, которая не только не настаивала на уходе русской армии из Мекленбурга, но даже просила удвоить там её, была Пруссия. Неудивительно, что Пётр после Дании отправился на встречу со своим последним союзником, прусским королём Фридрихом-Вильгельмом.

Говорили, что молодой король совсем не похож на своего отца Фридриха I, прусского короля из династии Гогенцоллернов. Если последний обожал роскошь и стремился в пышности двора не уступать Версалю, то новый король сразу объявил во всём жёсткую экономию. Двор был уменьшен, всяческие забавы отставлены, покровительство музам забыто. Единственным богом, которому поклонялся Фридрих-Вильгельм, был бог Марс. Именно при этом короле маленькая Пруссия, сидевшая на песчаных землях, создала четвёртую сухопутную армию в Европе после армий Франции, России и Австрии. Прусский хищник готовился к борьбе за господство над всей Германией, превращая свои города в крепости, а всю страну в вооружённый лагерь в центре Европы. Мощные крепости — Магдебург, Кюстрин, Кольберг, Кёнигсберг — крепкими гвоздями прибивали Пруссию к карте Германии. Коменданты крепостей ведали при этом не только военной, но и гражданской администрацией. Так что в Пруссии не армия принадлежала государству, но государство — армии. Офицерский корпус (а все офицеры набирались из прусского юнкерства, где возникли целые военные династии фон Клейстов, фон Манштейнов, фон Сектов, с которыми историки встречаются вплоть до Второй мировой войны) стал самым почитаемым сословием в Пруссии. Солдат же вербовали преимущественно в соседних германских (и не только германских) государствах, так что в прусскую армию стекалось всё отребье Европы. Соглашаясь служить прусскому королю, солдат мог менять свою фамилию, оставляя в прошлом все старые преступления. Неудивительно, что среди солдат встречались беглые каторжники и бандиты с большой дороги, «джентльмены удачи», плававшие недавно под пиратским флагом, насильники, которых у себя на родине поджидала виселица. Держать это разноплеменное воинство в повиновении можно было только самой жестокой дисциплиной, и принцип «солдат должен бояться палки капрала более, нежели неприятеля» действовал в прусской армии задолго до того, как его провозгласил уже сын Фридриха-Вильгельма, Фридрих II. Действовал и другой незыблемый закон: прикажет начальник прыгать в колодец — прыгай не раздумывая!