Брюс Ли. Я никогда не сдамся

Пока народ Китая и Великобритании сражался за выживание, то же самое делал и юный Брюс Цзюнь Фань Ли. Рожденный в мирном прохладном воздухе Сан-Франциско, пухлый малыш тяжело заболел во влажной, полной тараканов среде Гонконга военного времени. Вспышка холеры опустошала колонию. Брюс Цзюнь Фань настолько ослаб и исхудал, что родители боялись, что он умрет. Грейс, уже потерявшая одного младенца, постоянно кружила над больным сыном. «Мне кажется, я избаловала его во время той тяжелой болезни, – вспоминала позже Грейс. – Из-за своего недуга, который мог стать фатальным, Брюс вырос слабее и болезненнее других детей. До четырех лет он не мог ходить, не спотыкаясь».

8 декабря 1941 года в британской колонии настал день, которого так все боялись. Спустя восемь часов после внезапного нападения на Перл-Харбор Япония вторглась в Гонконг, одновременно объявив войну Америке и Британии. Объединенный гарнизон британцев, канадцев, индийцев и небольшой группы китайских добровольцев в четыре раза уступал численности японских войск (14 тысяч против 52).

Тысячи мирных жителей были убиты во время бушевавших сражений в Коулуне, на южной оконечности материкового Китая, и в гавани у острова Гонконг. Одним из тех, кто чуть не погиб, был Хой Чен. Как и многие певцы кантонской оперы, он был заядлым курильщиком опиума. Когда Хой Чен делил трубку с приятелем-актером в близлежащей курильне, бомба с японского самолета проломила крышу, размозжила его друга и упала в подвал, унеся с собой тело погибшего. Бомба не разорвалась – лишь поэтому в тот день Хой Чен выжил.

Менее трех недель понадобилось японцам на захват обнаженного аванпоста Британской империи. 25 декабря 1941 года – эта дата навсегда останется в памяти жителей Гонконга как «Черное Рождество» – город впервые в истории сдался захватчикам. Как бы ни возмущались китайцы поведением британцев и попустительским отношением к колонии, это не шло ни в какие сравнения с ужасом от тоталитарной жестокости новых хозяев, которые решили, что лучший способ контролировать колонию – это сократить ее население. Любой, кто не имел места жительства или работы, был изгнан из города. Те же, кто остался, натерпелись бед от террора. Десять тысяч женщин подверглись групповым изнасилованиям. За три года и восемь месяцев японской оккупации население Гонконга сократилось с 1,5 миллиона до 600 тысяч. Треть населения сбежала, в основном в Макао – соседнюю португальскую колонию, еще треть выживала всеми возможными средствами, остальных заморили голодом или убили. Японские часовые расстреливали или обезглавливали проходящих мимо китайцев, которые не могли поклониться должным образом. Гражданских убивали, отрабатывая приемы джиу-джитсу: японцы швыряли их на землю до тех пор, пока те не могли двигаться, а затем закалывали штыком. В среднем во время оккупации каждый день на улицах подбирали триста трупов – те, кого не убили, умирали от болезней или недоедания.

Ли Хой Чен был единственным кормильцем в семье из тринадцати человек. Если бы Хой Чену пришлось бежать в Макао, вряд ли бы все члены семьи выжили, особенно младенец Брюс, едва оправившийся от тяжелого заболевания. К счастью для Хой Чена и его родственников, японцы полюбили китайскую оперу. Глава японского министерства пропаганды Вакуда Косуке сделал предложение, от которого нельзя было отказаться всем знаменитым оперным исполнителям, в том числе Хой Чену – одному из четырех лучших «клоунов». Условия этого предложения так и остались нераскрытыми. «Папа никогда ни с кем не говорил об этом, – говорит Роберт Ли. – Но зная японскую тактику угроз продовольственным нормированием, мы можем только представить, что у него не было другого выбора». Фиби добавляет: «Японцы заставили отца выступать, но он не получал за это денег. Вместо этого они платили рисом, поэтому у нас раз в неделю на обед был рис. Все остальное время мы размалывали тапиоку[12], чтобы сделать бок-чан (кантонские блины)».

Японцы полагали, что продолжение оперных спектаклей создавало ощущение мира в их так называемой Великой восточноазиатской сфере сопроцветания, поэтому работа Хой Чена придавала его семье чуть более высокий статус, чем у остальных граждан. Позже Грейс рассказывала своим детям, что японские солдаты оставляли ее в покое, как только она упоминала, что ее муж – актер китайской оперы.