Конечно, культ Брюса Ли будет продолжать гонку за своими грезами. Но те, кто действительно хотят понять Брюса Ли, и, кстати, любую другую сторону жизни, поймут его лишь настолько, насколько они поймут себя.
Шенлон By вырос в пригороде Нью-Йорка в пятидесятых годах. У него не было азиатских героев, которых он бы мог использовать как образцы для подражания, — пока он не увидел свой первый фильм с Брюсом Ли. Он описал свой последующий опыт пробуждения самосознания в статье 1990 года для «Нью-Йорк Таймс»:
Я родился в 1959 году, в азиатско-американской семье, в графстве Вестчестер, штат Нью-Йорк. В моем детстве не было азиатских звезд спорта. По телевизору я могу вспомнить только самого несчастного азиатского персонажа, Хоп Синга, мальчика-слугу семьи Картрайт в «Бонанзе». Но в моей юности был Брюс.
Мне было четырнадцать лет, когда я в первый раз увидел «Появление дракона», дедушку всех фильмов боевых искусств. Между четырнадцатью и семнадцатью годами я смотрел «Появление дракона» двадцать два раза, пока не потерял счет. Все эти годы я собирал плакаты с Брюсом Ли, развешивая их во всех уголках моей спальни. Я занялся китайскими боевыми искусствами, проводил часы, сравнивая мои физические данные с его. Я узнал все, что мог, о Брюсе.
Мои родители, которые иммигрировали в Америку и стали профессорами в Хантер-колледже, терпели мое поведение, но были озадачены моим восхищением «развлекательным артистом». Мой отец в шутку пробовал сравнивать мое чрезмерное увлечение Брюсом с тем, как он в детстве обожал героев китайских народных сказок. Но герои моего отца не могли быть моими; все они были из древней литературной традиции.
После колледжа я участвовал в соревнованиях как боксер-любитель, пытаясь найти образ себя на ринге. Это не получилось. Мои бои были всего лишь попыткой копировать движения Брюса. Мне нужна была инструкция по тому, как жить. Через год я бросил бокс и пошел в юридический колледж.
Через много лет, в одно серое утро, Шенлон By посетил могилу Брюса Ли.
Надгробный камень сделан из красного гранита, на нем выгравирована маленькая картинка. Картинка очень голливудская — Брюс в темных очках, — и, мне кажется, каллиграфия выглядит немного неаккуратно. Двое туристов остановились, но быстро ушли, взглянув на меня.
Я заметил, что я плачу. Могила Брюса кажется такой маленькой по сравнению с его местом в моей юности. Такой маленькой по сравнению с моей потребностью в героях. Видя его могилу, я понимаю, какая большая пустота была в моей жизни и как отчаянно я пытался ее заполнить.
Я искал азиатского героя, чтобы подражать ему. Но ни один из тех, кого я выбрал, не подходил мне полностью. Их жизни были определены их героическими задачами — у них были злодеи, которых им нужно было победить, и битвы, в которых нужно было сразиться, — а моя жизнь казалась всего лишь битвой за определение того, кто я.
Но теперь я понимаю, что сама эта борьба определила, кто я. Я должен быть своим собственным героем, даже когда я учусь ценить тех, кто жил до меня. Их жизни манят, как светлячки в безлунную ночь, и я знаю, что они — как и я — могли иметь недостатки. Но их жизни были реальными.
Они не были мальчиками-слугами в «Бонанзе».
Понимание может возникнуть только из сильного чувства самосознания. Любой, кто ищет Брюса Ли в подробностях и событиях его жизни, игнорируя его призыв активно работать над самосознанием, упускает не только суть и цель этой книги, но и суть и цель тридцати двух лет Брюса Ли на Земле.