Брюсов Орден. Ради лучшего будущего

— Благородный рыцарь? — вздернул брови Хренов. — Вы это о чем?

— Съемка еще ведется? — вопросом на вопрос ответил я.

— Разумеется, — кивнул дознаватель. — Я сообщу, когда остановлю видеозапись.

— Тогда слушайте. Вот здесь, — ткнул я пальцем в листок заявления, — указано: «неизвестный». Это знаете ли, даже слегка обидно. Столь подробно описанное вашей так называемой потерпевшей лицо ей очень даже известно. Как и мне — она сама. Заметьте, вы же не называли мне заявительницу по имени! Даже вон в документе замазали. Так я вам скажу: зовут ее Ольгой, фамилия — Бирюкова. Проживает она в Кузьминках. Точнее, до недавнего времени там проживала, где сейчас — не знаю, может, и там же. Удивлены?

— Не особо, — явно соврал лейтенант. — То есть ваше нападение было не спонтанным? Тщательно подготовленным?

— Думаю, да, — кивнул я. — Тщательно подготовленным. Вот только стороны нужно поменять местами. Не я напал — на меня напали.

— Сорвали одежду и пытались изнасиловать, — голос Хренова просто фонтанировал сарказмом.

— До этого, к счастью, не дошло, — покачал я головой. — Но, если уж быть до конца откровенным, некоторое время назад мы с Ольгой встречались. Потом — расстались. Вроде бы, полюбовно и, как я думал, навсегда. И вот сегодня она с новыми дружками подстерегла меня у моего дома. Приблизительно в 13:20. Там рядом магазин, на нем висит камера — полюбопытствуйте: увидите много интересного. Пока же на словах: на меня наставили пистолет — ну или, как у вас пишут, предмет, похожий на пистолет, но проверять степень этой похожести мне как-то совсем не улыбалось. Завели в мою же собственную квартиру, отобрали телефон… Не знаю, чего они хотели — может, просто пошутить — мало ли у кого какой юмор — а может, и чего похуже. В общем, мне удалось вырваться и удрать. Убегая, я схватил первый попавшийся телефон — оказалось, чужой. Вот, собственно, и вся история…

— Почему же вы не обратились в полицию? — хмыкнув, поинтересовался дознаватель.

— Я же сказал: не был уверен, что все это не дурацкий розыгрыш. Я и сейчас еще сомневаюсь. Но, раз уж все так далеко зашло, — кивнул я на заявление на столе, — дальше молчать глупо. Ишь чего придумала — изнасиловать я ее хотел! Размечталась!

— Да уж… — качая головой, протянул Хренов. — А говорите, фэнтези не любите. Вам бы, молодой человек, романы строчить да в интернет выкладывать — озолотились бы!

— Не верите — проверьте записи с камер у моего дома. В квартиру загляните — там наверняка после визита Бирюковой тот еще порядок. Ну и отпечатки пальцев поищите, а когда найдете — задайтесь вопросом: что это несчастная потерпевшая делала дома у «неизвестного» негодяя!

— Проверим, обязательно проверим, — бросил лейтенант — не то чтобы растеряно, вовсе нет — но уже и без былого нажима. — А пока потрудитесь все, что вы тут наговорили, подробно изложить на бумаге, протянул он мне через стол чистый разлинованный лист и ручку.

— У вас же, вроде, видеозапись, — напомнил я.

— Так положено.

— Тогда, может, снимите наконец с меня эти вериги, — приподняв, потряс я скованными руками. — Неудобно же будет писать!

— Ничего, справитесь, — кажется, «на автомате» заявил Хренов, но тут же, видимо, передумал. — Хотя… Пожалуй, можно…

Что ж, 1:0 в мою пользу.

— Только как вы тогда объясните, что наш патруль нашел потерпевшую на улице в исподнем? — спросил дознаватель, двумя пальцами поворачивая в замке «браслета» маленький серебристый ключик.

— Это вы лучше у нее самой спросите, — злорадно проговорил я, с наслаждением потирая натертое запястье. — Я тут — пас!

— Спросим, — согласился лейтенант. — Непременно спросим… А вы пока давайте пишите, пишите! Как говорится, что написано пером — в лес не убежит!

* * *

— Одинцов, на выход! — буркнул сержант, от души погрохотав запором «обезьянника» — длинной узкой камеры с тремя стенами кирпичными, и одной, со стороны входа — в виде металлической решетки.

Вопреки моим робким надеждам, после письменных объяснений восвояси меня не отпустили (это, пожалуй, было бы уж слишком хорошо), не повезли на квартиру за паспортом (на что я уже всерьез рассчитывал как на первый шаг к вожделенной свободе), а, отобрав шнурки от кроссовок, заперли в компании с похрапывавшим на лавочке пьянчужкой и оборванным, источавшим непередаваемую гамму ароматов пожилым бомжиком — я таких только в кино видел. Заперли — и забыли на добрых два часа.

Полицейские, то и дело проходившие перед камерой, упорно не обращали на нас, ее обитателей, внимания — хоть ты вприсядку пляши перед ними. Зато задержанные, которых время от времени проводили мимо, непременно приостанавливались и совали сквозь прутья решетки сигарету-другую. Улов неизменно доставался бомжу — думаю, за время нашего соседства он так насобирал не меньше пачки.

И вот теперь тюремщики вдруг обо мне вспомнили.

Оторвавшись от стены, подпирая спиной которую коротал «сладкие» мгновения заключения, я вышел из камеры… и сразу увидел приветливо машущего мне рукой с противоположного конца коридора Виктора.

— Иди сюда, узник совести! — с усмешкой бросил мне Панкратов.