Бриз для двоих

Если бы Эмили бросила свою работу… Но тогда нашелся бы иной повод! В Нью-Йорке они вели более открытый образ жизни, чем в провинции, и у Эмили, которая в свои сорок с лишним выглядела на тридцать, появились поклонники. Временами Ричард демонстрировал ревность, но Эмили знала, что это только игра, пусть даже он верит в нее сам. В действительности ему нужен был лишь повод для ссор – она сама его больше не интересовала.

Куда уходит любовь? Кто знает!.. И сейчас, спустя столько лет, Эмили не смогла бы ответить на этот вопрос. Иногда, глядя на мужа, она говорила себе: «Он любил меня. Не так давно. Совсем недавно. Совсем недавно он был другим». И вздрагивала, понимая, что повторяет свою же ошибку: то же самое она твердила себе, оправдывая собственную слабость, твердила и шла к нему за новой порцией унижений…

Теперь он опять говорил с ней сквозь зубы – презрительно, подчеркнуто насмешливо. Как и тогда, он перестал делиться с ней чем бы то ни было и… устроил себе отдельную спальню. Разница была в том, что Эмили уже не упрекала, не плакала, не умоляла объяснить… Она уже не требовала и не просила любви.

Ричард пропадал у друзей. Она завела кучу приятельниц. Он стал много пить. Она не отставала и в этом. Он начал исчезать на несколько дней и, конечно же, не давал никаких объяснений. Она и не требовала их, но однажды сделала то же самое. Тогда он впервые ударил ее, после чего, убежав из дому, она отсутствовала три дня.

Где она проводила эти ночи? Были ли у нее любовники? Да, были. До встречи с Ричардом она была верной и преданной женой первому мужу, потому что он уважал и любил ее. Она держала в узде свой бешеный темперамент, потому что этот человек стоил того. Она свыклась с мыслью, что никогда не станет матерью, потому что он стоил даже такой жертвы… Конечно, сейчас она поняла, что потеряла. Наверное, понимала и тогда. Но ничего не могла с собой поделать.

А Дик не стоил жертв. Он вообще не стоил ее любви. Никто еще не унижал ее так, и ни с кем она не была столь высокомерна. Ничего не осталось от той близости, что была когда-то между ними. Ничего не осталось от той страсти. Произошла роковая метаморфоза: любовь переродилась в ненависть. И со всей страстью, на какую оба были способны, они бросились в эту ненависть, как когда-то бросились в любовь.

Бой был не на жизнь, а на смерть. Ничем иным, кроме как гибелью одного из них, это противостояние закончиться не могло. Но вряд ли кто-нибудь мог предположить, что «гибель» окажется не просто поэтическим образом, а буквально – смертью.

Алкоголем и побоями Эмили была доведена до полного нервного истощения. В минуты, когда рассудок брал вверх, она понимала, что стоит на пороге безумия. Но чаще она не отдавала себе отчета в собственных поступках. Насколько безукоризненной была ее репутация в далеком прошлом, настолько сомнительной она стала сейчас. Эмили не скрывала своих связей с мужчинами. Как искусно она лгала первому мужу, бегая на свидания к Ричарду! Во втором браке это умение не пригодилось: она не скрывала и не стыдилась ничего.

– А что ты прикажешь мне делать? Ты не прикасался ко мне столько времени!

– Я не могу спать со шлюхой!

– А раньше я, по-твоему, ею не была? Ошибаешься! Иначе я не связалась бы с тобой!..

Она стала циничной и упивалась этим.

Эмили взглянула в лицо Джуди, в ее застывшие от ужаса глаза: догадывается ли она, что последует дальше? И не уйдет ли из этого дома, дослушав рассказ до конца?

– Я знаю, – сказала Эмили, – вы осуждали мою дочь за ее отношение ко мне. Думаю, вы не будете столь суровы к ней, узнав финал этой истории…

Джуди молчала. Ей хотелось сказать «не надо, я и так все уже поняла», но она молчала. Эмили должна была досказать. А Джуди должна была дослушать.

…Теперь спор шел о том, кто радикальнее нарушит общепринятые правила поведения, следуя правилам игры.

Если бы он просто ушел к другой женщине, то не смог бы по-настоящему отомстить Эмили. Он отлично понимал, что она к нему теперь испытывает, и был достаточно умен, чтобы не рассчитывать на то, что она будет сильно горевать о потере.

И он поступил иначе. Он не ушел, он просто привел другую женщину к себе домой. Норы не было, и можно было не опасаться, что неминуемый скандал коснется детских ушей.

Расчет оказался верным. Как бы сильно ни изменилась Эмили, что-то основное из того, что было впитано ею с детства, осталось. А то, что происходило, уже не вписывалось ни в какие рамки, это было просто неслыханно!

Сейчас, по прошествии тридцати с лишним лет, можно, конечно, рассуждать о том, что нужно было не поддаваться на заведомую провокацию, и это стало бы для него настоящим ударом, а возможно, ее полной победой. Но… Ричард слишком хорошо знал ее. И все же не знал до конца.

Это было третьего июля. Впрочем, нет, вечером третьего еще, собственно, ничего не произошло. Она уже легла, когда вернулся Ричард. По тому шуму, с которым он ввалился в дом, Эмили поняла, что он пьян. «Лишь бы не надумал выяснять отношения!» – подумала она.