Бро (СИ)

— Всю жизнь? — голос девушки стал бархатным.

Мои руки рассеянно скользили по ее спине, перебирали волосы, спадавшие на шею, а мысли, вырываясь из прелюбодейского хаоса, складывались четко и ладно.

— Я люблю тебя, Мариночка.

Красивое лицо напротив дрогнуло. Глаза, раскрытые настежь, до самого донышка души, заблестели.

— Я тоже… — вытолкнула девушка. — Очень…

Всхлипнув, она уложила голову мне на грудь, и горячо задышала в шею.

— Никогда не верила, что можно вот так, с первого взгляда… — невнятный шепот осаждался во мне прекрасной сутью, высшей, драгоценной правдой. — Но вот же… Ты позвонил, и я сразу, бегом к тебе. Мне очень, очень хорошо с тобой! Я не про то, что приятно… Просто… О-ох… Я такая счастливая!

— И я, — мои ладони дотянулись до тугих ягодиц. — Только…

— М-м?

— Есть одна тайна… — мое настроение стало падать. — Я боюсь ее раскрывать тебе…

— Тик, я же все-все свои секретики открыла! — заворковала Марина. — Чего ты боишься?

Я огладил девушку от попы до плеч, ощущая не вожделение, а подступающую печаль.

«Она бросит меня, когда узнает, — всплыли в сознании горестные мысли. — Но и молчать… Умалчивать… Не хочу».

— Помнишь ту разборку? — мой голос охрип от волнения, и самому казался чужим. — Тогда дрался не я…

Помаленьку, со скрипом, будто раскручивая заржавевший механизм, я излагал события последних недель.

Мне становилось легче с каждым словом — откровенность будто снимала некую вину. Не торопясь, обдумывая, я сознавался в своих приключениях, в путешествиях во времени, прекрасно сознавая, что Марина, со своим научным складом ума, ни за что не поверит моим россказням. Но иначе — никак.

Выговорившись, я смолк, чувствуя опустошенность. Девушка осторожно привстала, с кратким полустоном размыкая пленительное сопряжение, и… Нет, не прилегла рядом, а замерла в неловкой позе, напряженная и растерянная.

— Игнат…

«О, уже Игнат… — мелькнуло в голове. — Даже не Тик…»

— Ты мне не веришь, — выдохнул обреченно. — Вот этого я и боялся…

— Игнат! — взмолилась Марина. — Пойми, я…

А меня всего обдало таким отчаянием, что даже слезы выступили. Упруго сев среди смятых и скрученных простыней, я глухо выдавил:

— Да понимаю я всё, Мариночка. Ну, не могу я так! Молчу, будто обманываю, притворяюсь будто! Думаешь, про «попаданцев» начитался, болезный?

— Нет, я…

— Да ладно… Обиды нет, Марин, правда. — моя речь впадала в сумбур. — Просто… Тошно мне, ох, и тошно… И кляну себя: зачем рассказал? И… Безнадега полнейшая! Я же вижу, как тебе трудно — ты же хочешь поверить, мучаешься, а никак!

Вокруг, как всегда, неожиданно проступил знакомый багрец, и мой голос задребезжал:

— Ну вот, опять… Как же мне это всё надоело…

Четверг, 4 мая 1967 года. Вечер

Москва, улица Разина

Я лежал в развороченной постели, равнодушно глядя в окно, где сияли рубиновые звезды Кремля. Люстра в комнате была погашена, но свет из прихожей разбавлял темноту в полумрак.

Алена сидела рядом, подвернув ноги под себя, и дико озиралась.

— Чего ты? — буркнул я.

— К-кто? — вскрикнула девушка, отшатываясь. Рванув подушку на себя, она прикрылась ею, с ужасом глядя на меня.

— Да что с тобой? — повысил я голос, садясь и протягивая руку жестом успокоения.

— Не трогай меня! — взвизгнула Алена, соскакивая с кровати. — Где я? Да что же это такое!

Доходило до меня медленно.

— Марина?! Это ты? О, боже…

— Кто ты? — вытолкнула девушка, отступая к окну. — Что происходит?

— Марина! Это я, Тик!

— Нет!

— Да! Мы были у меня дома, а теперь здесь, в гостинице «Россия»!

— Что за бред! — рассердилась девушка. — Да ее снесли давно!

— Оглянись! В окно посмотри!

— Ч-что? Как?!

— Да вот так! Сейчас шестьдесят седьмой год! И не некай! Ты хоть на себя глянь!

Марина вытянула руки, разглядывая их, подцепила ладонями груди, приподнимая.

— Они не мои! — охнула она. — И руки! Да что же это… Как? Ну, как? О-о…

Живо встав на колени, я молитвенно сложил руки:

— Мариночка! Не знаю, как, но мы оба в прошлом! И я, и ты! Твое сознание переместилось в тело той самой Алены. Ну, честно! Я тебе рассказывал, помнишь? А меня опять в Марлена!

Марина уронила подушку, охватывая голову руками.

— Так не бывает… — заскулила она.

— Только не плачь, маленькая! Не бойся! Ты обязательно вернешься обратно! Вернешься — и сразу беги от меня, чтобы опять не утащил с собой… Можно, я подойду? Я — Игнат, правда! Я помню каждую секундочку нашего свидания — и что ты сказала: «Соскучился?», когда бросила сумочку на полку, и как ты попросила расстегнуть пуговки на платье — квадратные, такие, и вправду неудобные…

Я сделал еще шаг, и бережно, словно хрупкий сосуд, обнял девушку за плечи. А в ней будто завод кончился — обмякнув, Марина позволила себя гладить по голове, по спине, но все еще вздрагивала пугливо.

— Ты взаправду Игнат? — пролепетала она.