Бродячие мертвецы

— Нехорошо, товарищи. Очень нехорошо. Вас сюда зачем прислали? Пух-перо заготавливать. А вы чем занимаетесь? Всякими классово-чуждыми разговорчиками вызываете недовольство окружающего населения вообще и обслуживающего персонала Дома крестьянина в частности. Это, товарищи, граничит с контрреволюцией. Так и до исправтрудлагеря докатиться можно.

Слушая одноглазого юнца, Дохватов еле сдерживал и гнев, и смех. Холмин многозначительно и умоляюще смотрел на агента, опасаясь, что он чем-нибудь выдаст их инкогнито. Но Дохватов сдержался, погасил огонь своих цыганских глаз и, напустив на себя простоватый вид, сказал просительно:

— Вы, товарищ старший осодмилец, на нас, пожалуйста, не обижайтесь. Мы же ни в чем не виноваты. По пути в ваше село, на полустанке слыхали про бродячих мертвецов. Будто, они у вас в селе завелись. А кто такие эти бродячие мертвецы…

Закончить фразу ему не дали стук распахнувшейся двери столовой и громкий голос с порога:

— Кто тут бродячими мертвецами интересируется?

Холмин, вскинув голову, быстро повернулся на стуле к порогу. Там стоял тот, кого обычно называют «первым парнем на деревне» — молодой советский гармонист. Находясь в состоянии сильного подпития, он еле держался на ногах. И гармонист и его гармонь, висевшая на ремне через плечо, были мокры от дождя, поливавшего по-осеннему с самого утра.

— Мы интересуемся, — поспешил ответить Холмин на вопрос пьяного.

Гармонист шатаясь подошел к нему и спросил заплетающимся языком:

— Вы. А в-вы откуда взялись?

— Из города, — ответил репортер.

— С городу, — повторил гармонист. — А я завтра в город поеду. В обком партии. До самых главных властей. И все им про бродячих мертвецов расскажу. Вы тут, — пьяным жестом обвел он столовую, — ничего про них не знаете, а я знаю. Вот как.

И в подтверждение своих слов он растянул гармонь, нажав на басы. Гармонь рявкнула и загудела.

Дохватов, не сдержавшись, вскочил со стула.

— Что-ж ты знаешь?

Гармонист хотел что-то ответить, но в разговор вмешался одноглазый осодмилец. Схватив пьяного за руку, он потянул его в сторону со словами:

— Слышь, Пашка! Уймись! Не разоряйся тут. Иди спать лучше. Нечего по пьянке языком ляпать. Спать иди, говорю!

— Отстань, осодмильская твоя душа, — оттолкнул его пьяный. — Мне спать не требуется. Я выспался.

— Пашка! Призываю к порядку!

— А мне наплевать.

Гармонист тряхнул русым чубом, свисавшим из-под ушастой шапки, и пьяно запел:

 —  Наплевать На кровать,
На полу будем спать.

Парень с мокрой тряпкой, топтавшийся возле них, произнес голосом, еще более плачущим, чем до этого:

— Кондратий Палыч! Это что же такое делается? Пьяные гармонисты. Болтають всякое. Поють. Играють. Плюють. Я этого так не оставлю. Чичас в сельсовет пойду. С жалобой.

Он нырнул в кухню и, сейчас же появившись оттуда в картузе и наброшенном на плечи полушубке, поспешно вышел из столовой на улицу.

— Пашка! В последний раз предупреждаю, — возвысил голос одноглазый.

— Наплевать, — упрямо повторил гармонист.

— Не хочешь, значит, по-хорошему? Тогда я участкового милиционера вызову. Он тебе за хулиганство дело пришьет, — и осодмилец ушел, хлопнув дверью. Гармонист обиженно сказал Холмину и Дохватову:

— Вот, граждане с городу, какие у нас властя. Видали? Даже песни играть не дозволяют. Эх, жисть…

— Ты бы, Пашка, в сам деле, шел домой, а то заявится сюда Тюха-Митюха со своей милицейской папкой и протокол на тебя составит, — посоветовал ему один из ужинающих.

— Это верно. Надо иттить, — согласился пьяный, вдруг протрезвев и сообразив, что вызов милиционера не предвещает для него ничего хорошего.

— А что же ты, все-таки, знаешь? — повторил свой вопрос ему Дохватов, но гармонист отмахнулся от него и, в последний раз растянув гармонь, поплелся к двери.

— Гармониста, пока он пьян, нельзя упускать, — шепнул Холмин Дохватову, вставая со стула. — Я за ним пойду. А вы, Василь Петрович, поскорее расплачивайтесь за борщ и догоняйте меня…

4. Тюха-митюха

Сбежав с крыльца Дома крестьянина по скользким от размокшей грязи ступенькам, Холмин поскользнулся на последней из них и споткнулся обо что-то мягкое. Нагнувшись, он пощупал то, что преграждало ему дорогу и его пальцы ощутили мокрую человеческую одежду. В этот момент в дверях столовой показался Дохватов с электрическим фонарем в руке.

— Посветите сюда, Василь Петрович, — крикнул Холмин. — Здесь человек лежит.

— Какой человек? — спросил Дохватов, спускаясь по ступенькам.

— Кажется, пьяный гармонист, — предположил Холмин.

Луч света скользнул по фигуре человека, лежащего вниз лицом, и по валяющейся рядом с ним гармони.

— Да. Это, конечно, гармонист, — уверенно сказал репортер. — Только… только теперь он уже не пьяный. Смотрите, Василь Петрович.

В спине лежащего, между лопатками, — ближе к левой из них, — торчала черная рукоятка финского ножа. Еще не застывшая кровь образовала вокруг нее все более расширявшееся пятно. Дохватов начал привычно осматривать труп, сопровождая это профессиональными комментариями: