Бродячие псы

Он еще ни слова не сказал Джону за весь вечер, поэтому Джон опешил:

– Что?..

– Если остаешься в игре, ставлю за тебя.

– Я…

– Это не благотворительность, у меня свой интерес. Я покрываю ставку, ты выигрываешь, – ты должен мне то, что я поставил, плюс тридцать процентов.

Это сразило Джона.

– Вы хотите заработать на моем выигрыше?

Шелковый костюм пожал плечами.

– Дело твое, можешь продолжить игру, можешь встать и уйти, мне все равно. Но если ты сейчас спасуешь, вообще ничего не получишь.

Джон покусал губу, словно пытаясь выдавить из себя и так понятный ответ. Глупо, черт побери: брать у кого-то деньги, чтобы остаться в игре и чтобы этот кто-то смог нажиться на твоем выигрыше. Вот ведь попал в дерьмо по самые уши..

Он почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Это… Дана?.. Стоит рядом и выглядит на все сто. Такие девушки, как она, могут, не двигаясь с места, добиваться всего, чего хотят. Но она подвинулась. Ее грудь скользнула по его шее.

Он посмотрел на четырех засранцев королей, приникших плечом к плечу друг к другу в его руке.

И все-таки Джон колебался.

– Не знаю, стоит ли…

Это еще что?! Смех. Чертов гомик смеется. Нет уж, на хрен! Джон мог есть дерьмо, много дерьма. Тонны дерьма были ему нипочем. Живя в сточной канаве, к дерьму привыкаешь. Но когда какой-то придурок в лицо насмехается над ним, – этого он снести не мог.

– Играю. – Почему бы нет? – Играю.

Итальянец кивнул.

Джон объявил каре. Без фанфар, спокойно выложил на стол четырех своих красавцев.

Толстяк открыл карты.

За долю секунды Джон описал круг по всей Вселенной. И не один раз. Он погрузился в такую кромешную тьму, куда даже звездный свет не мог проникнуть. Через несколько лет он вернулся в этот маленький грязный отель, в который не осмелился бы войти ни один турист. В буро-оранжевую мерзость этой комнаты. Он парил над жалким раздавленным человечком, вот-вот готовым расплакаться. И понял, что парит над самим собой. Как в «Секретных материалах», – когда люди, умирая, выходят из своего тела.

Но Джон не умирал.

О смерти он мог только мечтать, пока же его ожидала отвратительная жизнь. И никуда от нее не денешься, парень. Надо возвращаться в этот мешок с мясом и костями и топать дальше, влача свое никчемное существование.

Реальность выхватила его из секундного прыжка в небытие и обратно: толстяк только что открыл свои карты. Открыл три… четыре туза.

– Что дальше? – спросил толстяк.

Педик засмеялся.

Итальяшка кивнул.

Да-а… Какое уж тут, на хрен, дальше? У одного четыре короля, что, во-первых, почти, мать твою так, невозможно само по себе и, во-вторых, почти, мать твою эдак, невозможно побить. А другой за тем же столом не просто бьет, а бьет аккурат четырьмя тузами.

– Что дальше? – повторил слова толстяка Джон, ни к кому конкретно не обращаясь, разве что только к… Дениз.

Дениз, или как там ее звали, ничего ему не ответила. Не ответила, потому что ее не было. Не было рядом. Рядом с ним. Она продефилировала через всю комнату к итальянцу и, повиснув у него на плече, с видом «ах ты, глупыш» улыбнулась Джону.

Девушка.

Девушка, которая ластилась к нему, когда он выигрывал в покер во «Фламинго».[7] Девушка, которой всегда было известно, где играют по-настоящему. Итальянец, знать не знавший Джона, но предложивший поставить за него. Толстяк с четырьмя тузами.

Джон почувствовал себя глупым котом, угодившим под грузовик, когда до него наконец дошло:

– Ты подставила меня! Ты, маленькая сучка!

– Зачем же так грубо, – встрял итальянец, внезапно преобразившийся в галантного кавалера. – Не надо с ней так разговаривать.

– Конечно, ведь я разговариваю с твоей девушкой, да? Она ведь твоя, да? И педрила этот твой. Ты тоже педик долбаный, или как?

Смех оборвался. Все молчали, а Джон и подавно. Он не был крутым. Никогда. Да и момент для демонстрации крутизны не самый подходящий. Текли секунды. Затем итальянец выдавил из себя нечто вроде улыбки:

– Значит, думаешь, это подстава? Значит, так думаешь?

– Да. Ты с этой сучкой каждый вечер выходишь в город…

– Слышь, я уже, кажется, сказал тебе…

– Она отсасывает у таких ребят, как я, ты разрешаешь нам немного помечтать, поверить, что мы выигрываем, но стоит нам поднапрячь яйца, как ты их отрезаешь. Пятнадцать-двадцать штук с человека. Отличный бизнес. Высший класс. Дешевкам вроде тебя только это и по силам. Неудивительно, ведь Дино и Сэмми больше нет.

Да, конечно, не самый подходящий момент строить из себя крутого. Но зато – какие ощущения!

Итальянец улыбался. Не от счастья, не тепло и не по-дружески. Просто улыбался. Затем улыбка исчезла с его лица, и он заговорил: