Бродячие собаки

Танчура возилась у плиты с ужином. Любила она мужа хорошим обедом порадовать. Как он ест, любила смотреть. Услышала: прогудела у ворот машина. Хлопнула дверь.

«Если опять скажет, в рейд, назовусь, я с тобой. Каждый день с ней, сукой, рейды. Бабы в глаза смеются». — Слезинки одна за другой запрыгали по раскаленной сковородке, зашипели. Вытерла слезы.

— Рейды ему. Дробленка у свиней второй день, как кончилась. Давать нече… — И осеклась. На пороге поблескивал звездочками на погонах новый участковый Славик Неретин, глазами туда-сюда рыскал.

— Где мужик?

— На работе. А что случилось?

— Нужен он мне по одному делу.

— Пока дробленку свиньям не привезет, ни в какие ваши рейды не пущу!

— Татьян, скажи, а в каких отношениях он был с Генераловым?

— Чо? Как был? Ты чо эт? — Танчура вскинулась от плиты. Тесто с пальцев тягучими нитями стекало на пол.

— Вроде, он теперь с ним не общается, — поправился Славик.

— Ты чо? Говори, чо случилось? — Танчура мазнула рукой, откидывая челку, на лбу осталась белая полоска теста.

— Да нет, ничего. Так спросил. Он мне по делу нужен, — заторопился Славик. — Приедет, скажи, я его искал.

— Не бреши. Чего с ним случилось? Он живой? — Полоска теста сделалась почти незаметной на побелевшем лице. — Чо с ним? Говори, Славик!

— Тань, все нормально.

Кое-как отгородился, прыгнул за руль служебной «Нивы», газанул. Тут не дробленкой, тут крупной дробью, картечью, можно сказать, пахло.

За два года, что прошли после того рейда, когда он вместе с Рассохиным и Венькой поймал на водохранилище прокурора, Славик дослужился до участкового, получил капитана. Сделался неспешным в движениях. Наловчился ловко бить под дых разбуянившихся пьяных мужиков. И синяков не остается, и потухают моментально. Наутро еще приходят, прощенья просят, благодарят. По закону мог и в кутузку запичужить. Славик хлопал буяна по плечу: «Закусывать надо, Павел Николаевич. Ты ведь большенький уже». Большенький скреб седоватую щетину, жмурился, моргал часто.

Как после такого наущения благодетелю камень на фундамент для баньки не привезти или трубу какую…

Но сегодня капитан Неретин нервничал. Час назад один из его осведомителей, горбун Колюшка Подкрылок, пьянь, рвань, брехло, притопал к Славику прямо домой. Лопатка из-под линялой спецовки, как обломанное крыло, торчит. С порога зашипел, забулькал:

— Мокруха, начальник, похоже Петруччио Веньку-егеря на плотине завалил. С ружья.

— Где? На какой плотине? — Славик потянул носом: вроде, трезвый.

— Там, рядом с Головным прудишком. Карась берет недуром. Сижу с удочками, смотрю, пылит. Я удочки в камыш, сам от греха за плотину. А то прицепится — не отцепится. А Петруччио на Головном капканы выставил. Слышу, у них хай-лай начался. Выглянул из-за плотины, вижу, Петруччио на него ружье наставил в упор, базланит: положь капканы. Я за плотину присел. Слышу, вроде как выстрел и тут же крик, такой пробитый. Я выглянул из-за плотники, один на земле валяется, другой над ним нагнулся. Вроде, как деруться. Кровища! Я сразу ноги сделал. Мне это надо, по судам таскаться?

— Смотри у меня, последнее крыло оторву, если шнягу гонишь. — Славик смотался на плотину. Там уже никого не было. Только след от мотороллера. Темные пятна крови на искоблученной траве Славика сильно напрягли.

«Не врет Подкрылок. Кровь. Похоже из-за Наташки схлестнулись… Грохнул, труп в пруд. Груз какой привязал к ногам. — Аж мурашки по спине пошли. — В райотдел? Сам арестую…»

Петр на дворе сети набирал.

— Здорово, браконьер, — козырнул Славик. — На кого ты с такой крупной ячеей сетки готовишь? Он те, Егоров, смотри прищучит. Что-то злой он на тебя.

Трепался, а сам Петруччио рентгеном просвечивал: земля, кровь на одежде где осталась.

Звякнули грузила в руках у Петра, глаз на участкового не поднял, будто не сучок из сетки выпутывал, а рыбку золотую.

— Я к тебе по делу. — Славик заметил, как дрогнул, напрягся Петруччио при упоминании егеря. Нечисто тут было дело. Ох, нечисто. «Дурак, пистолет не взял, — пожалел Славик. — Ему теперь терять нечего. Что одного, что двоих»… Оглядел двор. Сараи, штабель досок, мотороллер. В окне за стеклом белело женское лицо. Участковый приосанился, развернул плечи:

— Я к тебе, Петро, по делу. Проверка хранения оружия. Плановая. Покажи, где хранишь оружие. Разрешение на него.

— Нет у меня ружья. — Петр разогнулся, отбросил набранную в кольца сеть на землю. — Отдал я тут одному… Продал.

«Не повесил сеть на крюк, бросил в мусор, нервничает. Ружье спрятал, может, выкинул», — отметил про себя участковый, а вслух спросил:

— Закопал, говоришь?

— Я же те говорю, отдал одному тут.

— Я не про ружье. Про него.

— Про кого? — Петр нагнулся, поднял сеть, опять отбросил.

— Сам знаешь, про кого. — Краем глаза Славик видел, как в темном окне, будто белое пламя, светилось женское лицо. — Ты же в него стрелял. — Славик напрягся, как напрягается охотник, подходя к перепелу посреди просяного поля. Еще шаг, два и тот порскнет из-под ног, и тогда успей поймать его на мушку. — Поедем, покажешь, куда ты его дел.