Мужчина выглядел как довольный успехами отпрыска, не важно в чём — в работе или учёбе — отец.
Я показала на копыта тяжеловоза.
— Их давно пора уже переподковать. Вон тот вообще остался без одной задней подковы, а передняя правая держится на одном гвозде.
— То-то я думал, чего он хромает. А ты не разбираешься в машинах? У Кости стучит двигатель, и…
Меня разозлила его легкомысленность, и вместо того чтобы пропасть с глаз долой, я храбро бросилась в наступление.
— Никаких шуток! Если хотите уехать куда-то ещё и не хотите неприятностей по дороге, вам нужно найти кузнеца.
Чуть поостыв, я прибавила:
— В машинах, кстати, я тоже немного разбираюсь. У моего отца додж часто ломается. Если снимите решётку и открутите пару болтов, смогу посмотреть.
Он подходит ближе, чтобы разглядеть мои кисти, качает головой и уважительно говорит:
— У тебя сильные руки.
— Я работала на ферме.
— Правда?
Что-то приводит его в восторг, и большие пальцы снова оттягивают лямки штанов. Я думаю, что к этому наряду ему пошла бы шляпа, чтобы запихать туда шевелюру. У мужчины узкое загорелое лицо, в уголках глаз, там, где из-за очков загара поменьше, притаились веснушки. На подбородке светлый пушок, напоминающий пушок на шляпке гриба-маховика. Губы, кажется, командовали всеми прочими лицевыми мышцами, следом за их движением лицо преображалось то в шутливую гримасу, то в гордую и немного снобистскую маску, то во что-нибудь ещё, и за минуту таких выражений сменилось с десяток.
— Физический труд — это то, что нужно! — казалось, что он вот-вот захлебнётся восторгом, и я с трудом удерживалась от того, чтобы постучать ему по спине. — Мы самые страшные бездельники, которых только может выносить земля. Мы ничего не производим, быть может, где-то в Советском Союзе простаивает завод — потому, что мы на нём не работаем.
— Вы забавный, — сказала я, совершенно опешив от такого монолога.
— Уж, какой есть, — сказал мужчина и поклонился. — Меня зовут Аксель. Я артист.
Да, шляпа бы ему не помешала — чтобы можно было снимать её при знакомстве. А ещё не мешало бы заштопать дыру на брюках, на бедре — там начинает расходиться шов.
Я сказала ему об этом.
— В самом деле? — мой новый знакомый застыл в неудобной позе, словно испугался, что привычка делать резкие движения сыграет с ним злую шутку вот прямо сейчас. Рассмеялся всей нелепости своего положения. — Думаю, сегодня я буду к зрителям лицом. Мне хочется выступить именно в этих штанах! Будешь на нашем представлении? Веди с собой подружек! У нас можно кататься на лошадях.
— Лучше бы их переподковать, — напомнила я.
— А! — сказал Аксель и хлопнул себя по лбу. — Обязательно займёмся.
Он пошёл прочь, ступая по траве босыми ногами и ввинчивая в небо какую-то мелодию, и я уверена, что от лошадей и бедных их копыт в его голове не осталось следа уже на второй ноте.
Конечно, мне ужасно хотелось посмотреть на выступление, но очень хотелось спать. Я и так знала, что выступят они восхитительно и очаруют меня до глубины души.
Прятаться в похожих на сарай небольших сооружениях, пусть даже на колёсах, мне не привыкать. Засыпать в них тоже не привыкать, более того, стоит мне оказаться в каком-нибудь сарае, особенно если в нём присутствует запах сена, мои веки начинают слипаться как бы сами собой.
Мартышки не стали устраивать при виде меня истерику, а наблюдали из дальнего угла клетки, словно маленькие дети, положив пальцы в рот (правда, не себе, а друг другу). Здесь оказался террариум со змеями, на крышке которого отпечатались следы кошачьих лап: видно, наблюдать за ползучими гадами — любимое развлечение местных кошек.
Конечно, я заснула и тут. Даже не услышала, как началось и закончилось представление. А когда проснулась, в городе была глубокая ночь.
Нет, ещё дальше от дома меня не увезли. Я выбралась наружу, потрогала, высунув из сандалия ногу, разомлевшую от вчерашнего дневного солнца траву. И пошла туда, где слышался перестук копыт и тихое конское фырчанье.
Лучше брать лошадей по одному, но если придётся возвращаться за вторым, кто-нибудь может меня заметить. И я взяла сразу двоих. Отвязала корду (у второго животного её конец просто волочился следом, ни к чему не привязанный, и внутри у меня ещё раз всё перевернулось от такой безалаберности; за последние часы во мне столько раз всё переворачивалось, что я начала напоминать себе песочные часы).
Скоро рассвет. По косвенным признакам я безошибочно определила, в какой стороне находится базар. Ветер донёс запах опилок и разнообразного навоза. Живёт базар по деревенскому времени, и с первыми лучами солнца торговцы и дельцы разных мастей уже заступают на пост; с первыми же лучами солнца появляются и первые покупатели.