Бродяга

— Какой… Вот такой! — и решительно ткнула пальцем — Разве не чувствуете как от него разит?

А ведь действительно — был запах, был! Я втянул воздух носом. Еще раз. — Нет, это не алкоголь! Запах хотя и достаточно резкий, но с ощутимым сладковатым привкусом. Эфир! Да, да, именно эфир! Выходит, что этот… что он — токсикоман! Тогда все понятно — надышался эфиром, одурел, выпил какой-то флюоресцирующей краски… Момент, момент… А куда же в таком случае подевались рвотные массы?

В этот момент странный посетитель опять поднял голову. Лицо его приобрело уже более осмысленное выражение. Ненависть и злоба — вот что было сейчас написано на нем. Я подумал, что сейчас он может запросто полезть в драку.

— Но-но! — сказал я на всякий случай — В милицию захотел?

Что я говорил! Какая милиция! Только в этот момент я понял всю незавидность моего положения. На самом деле: до ближайшего милиционера, точнее — до его дома — пятнадцать километров, да и хорошо если Егоров дома. Так что, по сути дела, я один на один с этим… пьяницей, наркоманом, токсиком, короче — ненормальным. Татьяна Федоровна не в счет, больные тоже ничем не помогут, как нарочно подобрались одни старики со старухами, самому молодому — семьдесят два, да и тот еле шевелится: двусторонняя пневмония… Плюс ко всему он явно сильнее меня, мощный торс и сильные руки угадываются даже под пальто. И если это действительно психически больной токсикоман, то сил у него хватит на десятерых как я…

— Воды! — выдохнул-простонал незнакомец — Быстрей-быстрей!

— Быстрей… — проворчала Татьяна Федоровна (какое счастье, что она пока еще ничего не понимала!) — Не в ресторации!

Но чашку, тем не менее, протянула. Незнакомец бросил на чашку сторожкий взгляд, ноздри его чуть расширились, заиграли. Чего это он, интересно, нюхает? Зачем? Затем он решительно качнул головой.

— Нет. Просто воды. Если нет дистиллированной — просто воды. Аш два о. Водопроводной. С примесями. Но лучше дистиллированной! Вы поняли меня?

Он впервые за это время произнес такой длинный монолог, состоящий из коротких, рубленных фраз, но даже не это занимало сейчас мое внимание. Сразу возникли новые вопросы: зачем ему дистиллированная вода? Почему именно дистиллированная? «Аш два о» — химическая формула воды… Он что — химик? Или просто запомнил со школы? Почему?

Татьяна Федоровна вопросительно-удивленно посмотрела на меня и вдруг лицо ее исказила еще полностью не осознаваемая, но все же тревога. Нет, нет! Сейчас она поймет, запаникует, закричит…

— Да-да-да! — чуть было не закричал я сам — Дистиллированной, только дистиллированной! У нас ведь была бутыль?

— Так это ведь на складе! — проскулила Татьяна Федоровна и вдруг моментально обиделась. — Откуда я знала, что понадобится! До утра, что ли, не может подождать?

— Татьяна Федоровна! — прикрикнул я.

— Иду, иду! — нет, она все-таки в тот момент сильно обиделась, и даже почему-то больше на меня, чем на незнакомца. — Шляются, черти, на ночь глядя. Иди вот теперь… А зарплата всего восемьдесят рублев.

Как только за ней закрылась дверь, незнакомец неожиданно цепко схватился за мою правую руку. Да, в своих предположениях я не ошибся: хват у него был отменный, не ниже перворазрядника по борьбе. Боже мой, подумал я с удесятерившейся тоской, а если придется драться?

— Вы видели? — дыхнул он на меня эфиром — Видели? Ну?

Я откинулся на спинку стула, сунул левую руку в карман халата, нащупал чехол, в котором еще со студенческих времен, с тех самых времен, когда на Казанском сильно пошаливали гомики, гомосексуалисты, а у меня не было общежития и приходилось каждый день ездить домой, так вот с тех времен и появилась у меня привычка всюду носить с собой скальпель. Терпеть не могу поножовщины, но, похоже, начинается первый раунд, и голыми руками мне его не выиграть…

— Вы видели? — напирал он — Я сейчас… А-а-а!

Хватка вдруг ослабла, он моментально посерел, по всему лицу выступил обильный пот, и новая, еще более яростная судорога навалилась на него, начала ломать тело.

— А-а-а!

И новый фонтан рвоты ударил из его разодранного судорогой рта. На этот раз никакой флюоресценции не было напротив — рвотные массы были густыми и иссиня-черными, удивительно напоминавшими нефть. И опять я не успел ни в чем разобраться, как все начало дымиться, испаряться, исчезать…

— Да что сегодня с вами, Андрей Аркадьевич? — наплыл на меня откуда-то издалека знакомый, встревоженный голос. Кто это? И почему так болит голова?

Я с трудом открыл глаза. Стены, белый потолок. Шкаф. Рядом с моими глазами — дрожащее лицо Татьяны Федоровны. Ее глаза. Почему она так смотрит?

— Что с Вами, Андрей Аркадьевич? Заболели? Опять грипп привязался?

— Где этот?

— Да где ж ему быть! — в ее голосе опять появились нотки раздражения. — А уж воняет-то, господи, сил нет! Пьянчужка чертов! И чего ж только не жрут!

Да, Татьяна Федоровна была права: в «приемнике» опять стоял резкий запах эфира.

— Да осторожней! — это она уже незнакомцу. — Ишь, как горит-то! Ну, похмелись, похмелись!