Бродяга

Ранним утром, едва забрезжил рассвет, Чела подняли и заставили облачиться в длинный белый балахон… Затем он повторил вновь все свое выступление, повышая, где надо, интонацию, и даже доводя речь до громового голоса, жестко жестикулируя руками. Во время последней репетиции он видел, какое впечатление производит все сказанное на тех, кто помогал ему одеваться. Грозно посмотрев на помощников, Чел рыкнул, чтобы они не копошились и сразу везли его на площадь, и его несколько растерявшиеся опекуны тут же обещались все исполнить.

Но когда его привезли ко дворцу и передали в другие руки, а тех, кто его сопровождал, быстро загнали в машину и куда-то увезли, Чел понял, что не все так просто. Главный со свитой уже готовы были к выходу и ждали, когда привезут Чела. Видно было, что они тоже волновались, хотя и старались это скрывать. Гул толпы доносился с площади, по его мощи Чел понял, что народу собралось сотни тысяч. Еще никогда Челу не доводилось видеть такую массу людей, тем более выступать перед ней, и, хотя все его действия были отрепетированы в жестах и словах до мелочей и все выступление находилось под контролем, Чел чувствовал внутренний душевный подъем, который ему, наверно, передавался через стены дворца.

…Он вышел в сопровождении всей свиты на высочайшую трибуну, и толпа замерла. Не слышно было никаких криков, разговора — все, казалось отсюда, с высоты, затаили дыхание. Чел под объективом телекамер неторопливо осматривал толпу, и если бы видел сейчас себя со стороны, то вряд ли признал бы себя. Он махнул рукой и возвестил о том, что он услышал голос верующих, и пришел, чтобы спасти и защитить… Рев толпы заглушил даже собственный его голос, и Чел, выждав немного, поднял руку и воцарилась тишина. И он продолжал заготовленную речь, и обещал в конце явить всем чудо, и он окончил речь и простер руки над площадью, как и было написано в конце «сценария»… Восходящее солнце на горизонте оказалось в его ладонях. Неведомая сила подхватила его и понесла над площадью, и он касался всех своим развевающимся балахоном, и слепые — прозревали, глухие — слышали, калеки — исцелялись. Он чувствовал в этом полете чуть знакомую ирреальность происходящего и неимоверным напряжением воли пытался вспомнить… вспомнить… Ослепительное солнце приблизилось, сделалось огромным, похожим на огненный океан, Чел, воздушный и невесомый, огромный, и всесильный нырнул в кипящую массу звезды…

Медленно приходя в себя, Чел с удивлением осматривался вокруг. Рядом с ним на трибуне лежали вповалку люди в зеленой одежде, среди которых Чел признал окружение Главного и его самого, лежащего ничком, раскинув руки. Струйка крови вытекала из-под лица Главного и скрывалась под опрокинутой телекамерой. Полная тишина оглушила Чела, не слышно было дыхания лежащих и только по собственному тяжелому дыханию Чел понял, что он не оглох.

Он поднялся и, шатаясь, стал выбираться с балкона, переступая лежащих. Медленно возвращалась память о последних минутах. Чел вдруг все вспомнил. Он осмотрелся в коридоре дворца и, оглядываясь, побежал к выходу. И только гулкое эхо его шагов сопровождало его бег. И тут до него дошло объяснение всего происходящего: и то, что в конце его речи они использовали рэк, и то, что они переборщили с дозой, вполне возможно, вскрыв весь контейнер, и то, что этот момент нельзя упускать. Но куда бежать и что делать дальше, Чел не знал. Во всяком случае, появилась возможность спастись, и Чел, прыгая по ступенькам лестницы, на ходу прикидывал все варианты. В это время он заметил, что среди толпы лежащих людей началось шевеление многие садились, некоторые уже стоили. Подобрав в руки длинный подол балахона, Чел с ходу ударил начинающего приходить в себя человека из охраны дворца, вынул из руки того мегафон и замедлил движение, осматриваясь. Он подошел вплотную к полубессознательной шевелящейся массе и стал взбираться на выступ здания. Получилось вполне неплохое место для обзора — нечто вроде импровизированной трибуны. Постепенно отдельные крики и голоса превратились в беспрерывный рокот, который набирал силу. Все большее и большее число людей видели перед собой сурово и непреклонно стоящего Мессию, спокойно оглядывающего рабов божиих. Он лишь изредка бросал быстрые взгляды по сторонам, тут же вновь обращая свой взор на покрытую людьми площадь. Вот он взмахнул рукой как тогда, когда явилось чудо, и толпа жадно замерла, готовая внимать божественным словам. И Чел поведал им историю о долгих странствиях, как он спешил им, на помощь, чтобы отблагодарить верных и наказать неверных. И что, явившись на их планету (Чел до сих пор не знал ее названия), он обнаружил упадок и разруху, больно ранившую его сердце, и что он знает всех виновников несчастий и бед, и что наказать их должны они сами по своему усмотрению, помня Святое Учение, но не забывая сотворенного теми непростительного греха.

— Кто они?.. Кто?.. Назови их! — Начала бесноваться толпа.