Бродяга

-- Не хочет, -- в глазах очкарика, увеличенных щедрыми линзами, темной смолой разливалось отчаяние отчаяние. Он жалобно моргнул, словно собирался заплакать.

-- Да-а... -- Бессмысленно протянул Евгений Захарович. Больше говорить было не о чем. Он хотел было дать совет насчет емкостей, но вовремя вспомнил, что кто-то об этом уже говорил. Неопределенно пожав плечами, вышел в коридор, и тут же сама собой заработала старая программа. Не спрашивая разрешения, ноги вполне самостоятельно понесли тело привычным маршрутом. А сзади Пашкины петухи продолжали доклевывать робких гусениц.

-- Или тот же Касиус Клей... Разве Джеки против него потянет? Да одного-единственного раунда не выдержит!..

Потянет или нет, Евгений Захарович не знал и не желал знать. Он летел, отрываясь от слов, чувствуя, как встревоженно овевает его стоялый институтский воздух. Справа и слева на стенах рождались тени, кривляясь, мчались некоторое время за ним, в конце концов отставали.

Он окольцевал институт дважды. В третьем заходе попробовал увязаться за вихляющимся культуристом, но это оказалось ему не под силу. Культурист мчался со скоростью курьерского поезда, и уже через десяток шагов у Евгения Захаровича защемило в боку и закололо под левой лопаткой. Замедлив бег, он твердо решил про себя, что когда-нибудь все же выследит загадочного атлета. От и до. Такого просто не могло быть, чтобы тот носился по институту все восемь часов, не отдыхая. Впрочем... Если есть силы и желание, то почему бы нет?..

Отпыхиваясь, Евгений Захарович просто так без нужды заглянул в секретариат и тут же столкнулся с вопросительным взглядом секретарши. Как-то уж так вышло, что надо было о чем-то спрашивать, говорить, иначе все могло показаться нелепым и даже подозрительным.

-- Директор у себя? -- ляпнул он первое, что пришло на ум.

-- У себя, -- темные глаза секретарши смотрели все с тем же требовательным ожиданием.

-- И что ммм... Принимает?

-- Принимает.

-- Удачно-то как! -- Евгений Захарович мысленно чертыхнулся. Все! Он попался. И до чего глупо! Рассказать кому -- засмеют. И правильно сделают. Сам виноват. Дуралей скучающий... Окончательно захлопывая за собой ловушку, он прошел в приемную и озабоченно покачался на пятках. Надо было что-то срочно придумывать. Ситуация глупела с каждой секундой, и с каждой секундой сердце Евгения Захаровича колотилось все более гулко. Порция за порцией в кровь впрыскивался адреналин, становилось жарко. Молчать долее становилось невозможно, и, сосредоточенно взглянув на цветас

тый календарь с балериной, Евгений Захарович заговорил. Вернее, сам он в разговоре участия не принимал. За него работал язык, и, с изумлением прислушиваясь к нему, Евгений Захарович постепенно приходил в себя. Странно, но до сих пор он даже не подозревал в себе таких способностей. Выходило звучно, весомо, почти как у Пашки... Собственно, да, он хотел поговорить с директором... На предмет проспекта и дальнейших его перспектив... Словом, как вы понимаете, вопрос не на пять минут, а у директора, кажется, что-то с плановиками? Нет?.. Ах, с заведующим! Вот-вот, это и имелос

ь в виду. Где план, там и заведующий, если он, конечно, настоящий заведующий. Как говорится, начальство -- всегда начальство. Вечный дефицит времени и все такое... Стало быть, разумнее зайти попозже. Ближе к вечеру или, скажем, завтра... Нет, нет! Передавать ничего не надо. Проспект подождет... И между прочим, Зиночка, глазки у вас растут. Правда, правда! Что вы, какой комплимент?.. Чистая правда! У кого-то волосы растут, у кого-то шея, а у вас глаза!.. Отступая к выходу, Евгений Захарович приложил руку к груди. Восхищение нравится всем. Даже шутливое, даже не вполне искрен

нее. Взгляд секретарши утратил строгость, длинные, умело подкрашенные ресницы томно опускались и подымались, напоминая движение веера. Спешно попрощавшись, Евгений Захарович выскочил за дверь.

Увы, не успел он перевести дух, как тут же разглядел Трестсеева -- одного из многочисленных авторов проспекта. На миг на лице высокого начальства промелькнула досада, но он тут же расцвел и, шагнув вперед, с проворством бывалого фата подцепил Евгения Захаровича под локоток.

-- Вот я вас и поймал, батенька!

Евгений Захарович молча подивился преображению начальнического лица. Только что его кривило от неудовольствия, и вот оно уже сияет самым искренним радушием. Вот из кого получился бы профессиональный шпион. Вдолбить в головенку какой-нибудь язык -- и ногой под зад за кордон. С опасным спецзаданием.

-- Ну-с, рассказывайте, рассказывайте!..

От слащавых интонацией Евгения Захаровича передернуло. Меньше всего ему улыбалось сейчас любоваться обрюзгшей физиономией Трестсеева, и Евгений Захарович ощутил странное желание нырнуть солдатиком прямо сквозь пол -- в подвал, в преисподнюю, куда угодно, только чтобы вырваться из заботливых рук, избавить себя от очередной изнурительной беседы. И он перешел в контратаку: