Мгновение спустя во дворе перед башней уже стояли Молчаливые.
Бестелесные — сгустки чистой Силы, не обремененной ни плотью, ни чувствами.
Незримые — хотя при взгляде сквозь них, как сквозь нагретый воздух над пустыней, все остальное кажется зыбким и искаженным.
Неуязвимые — по крайней мере, средства, способные остановить Молчаливого или лишить его бытия, пока неведомы никому.
Приказ — не словом, но мыслью, образом — всколыхнул пятерку безвидных сущностей, бросив их в хоровод вокруг колодца — опять-таки, невидимый и неслышный, но ощутимый.
Вначале медленный, темп нарастал с каждым кругом. Быстрее вращались пляшущие вокруг серой сферы искры. Явственнее напрягались маги, сжимая посохи и жезлы.
И вот, после очередного витка, различимого уже не только волшебным, но и самым обычным взором — на рубиновой брусчатке обозначилось серое, словно выжженное, кольцо, — хоровод распался, и существа, составлявшие его, ринулись к озеру, перемахнув по пути через правое крыло школы. На короткий миг они оказались очень близко к башне, к застывшему в напряжении кругу магов… нездешним дыханием обдало их, и нахмурился Вальм-огневед, ощутив мертвый холод Внемирья.
Держать круг стало намного легче: Молчаливые почуяли след и устремились за добычей. Обращенное к озеру окно выросло, потеснив соседние, и приблизило берег, безошибочно проследив их цель — еле заметную мальчишескую фигурку в сером плаще.
Семимильные сапоги бывают только в сказках. Да и неудобная это была бы штукенция — поди попади именно туда, куда тебе надо; а уж на Торинге и вовсе: лишний шаг — и добирайся потом до берега вплавь…
Но, окажись они под рукой — под ногой то есть, — Ян бы рискнул.
Потому что «тот берег озера» оказался куда дальше, чем хотелось бы.
Но вот и он: зеленый, пологий, поросший ласковой мягкой травой и — по краю воды — невысокими ивами-печальницами. За озером — аккуратные прямоугольники полей, прорезанные дорогой в город. Справа — холмы, постепенно вырастающие в горы, укрытые по подолу Дальним Лесом. Слева и сзади — ровные ряды виноградников, уже школьных: пурпурные от ягод лозы держались в воздухе безо всяких видимых столбов и веревок. За ними — собственно Школа, против солнца кажущаяся неприятно темной… пожалуй, как раз к ней-то и стоит повернуться лицом.
Скрестив ноги, Ян устроился в
Мыслью, образами, чувствами паренек потянулся к точке прорыва.
…
Обруч отозвался едва заметной дрожью:
Здесь нужна Сила — резкий и мощный выброс.
А значит — нужно время, чтобы ее собрать…
Левая рука легла перед грудью, ладонью вверх. Правая — над ней, почти зеркально, словно прикрывая сверху уснувшего котенка.
Только вместо зверька меж ладонями дремала, нарастая, Сила.
Пушистый, искрящийся комочек. Еще немного, и путь будет открыт…
—
Пять неясных, искажающих свет пятен. Чуть примятая трава, неожиданно схватившаяся инеем. Ни злобы, ни гнева — только тягучий, голодный холод. Уже не удар — осторожные, чуть ли не боязливые касания. По очереди, словно перебрасывая друг другу горячую картофелину.
Дождаться, пока остынет — и съесть.
«Ну уж нет!» — возмущение плеснуло огнем по жилам, подбросило на ноги, попутно найдя выход и в слове:
«Покажитесь!»
Его желание, подкрепленное Силой, оказалось приказом.
И Молчаливые не смогли воспротивиться.
«Свет всемилостивый!» — прохрипел, бледнея, Рав.
Обретя зримый облик, Молчаливые оказались невыразимо уродливы.
Отвратительны до той степени, на которой стирается грань между уродством и мрачной красотой, а ужас сливается с восхищением. Язык человеческий неспособен передать их вид — и даже через много лет, в бытность свою Главой Совета, Мастер обликов Гэйнар не любил вспоминать этот момент.
— Выпустить такое против ребенка — бесчеловечно! — странно дрогнул голос Эльды. Она стояла у подоконника, обратив к Главе Совета взгляд, жесткий и прямой, как лезвие меча.
— Они служат Свету и подчиняются нам — поэтому безопасны, — сухо ответил Ар Гиллиас, не отрывая взгляд от мечущейся фигурки, окруженной пятью исполинами. — Он же — никому не подчиняется…
Ян испугаться не успел.
Да и видел он их иначе, не глазами: пять черных дыр, воронок, в которые утекает Сила. Не Молчаливыми бы их назвать —