Бродяга. Путь ветра

Нет, не любовь влекла его — даже влюбленность давно минула, да и была ли? Чуть ли не впервые за всю свою жизнь он не получил желаемого — и горечь, отравлявшая всякую мысль его, не имела ни имени, ни избавления.

И однажды поздним вечером, после изрядного возлияния в «Короне», он подстерег ее у самого входа в дом.

* * *

Врасплох можно застать кого угодно — даже ведунью.

Когда потная, пропахшая тухлой рыбой ладонь зажала рот, а еще две пары рук заломили за спину локти — стало ей страшно, и гадко, и пробрала дрожь.

И тело, вспомнив полузабытый навык, ответило каскадом плавных движений, слившихся в одно.

Охая, осели на мостовую скрючившиеся приятели… а прямо перед ней, в пяти шагах — не достать — сверкнуло острие арбалетной стрелы.

«Л-лучше не дергайся!» — проговорил, облизнув вмиг пересохшие губы, Инджи.

И верно: куда уж тут — дергаться …

…Тот самый любопытный пес выглянул было из подворотни, да тут же нырнул обратно, едва успев увидеть, как прыгнула, уйдя от стрелы, огромная черная кошка. Что сталось с незадачливым насильником — не видел уже и пес.

Взяли ее сразу — стража словно поджидала где-то рядом…

Судили наспех, обвинив во всем, что только смогли придумать.

И те, кто вчера еще благодарил за возвращенное здоровье, отвернулись или озлобились.

Неглуп был городской голова, вовсе неглуп — а ненависть словно вдохновила его, и идея взвалить на нее вину за то самое поветрие пришла к нему ох и вовремя.

Только подумали бы, люди: если ей так просто было лишить жизни столь многих, почему вы все до сих пор живы?

* * *

Видения схлынули неожиданно, толчком — Ян даже покачнулся на табурете… и тут же увидел, как изменился свет. Он падал теперь по-другому, приобретая багровый, закатный оттенок. «Закат — площадь — смола… Костер!» — пронеслось в его сознании, и вот он уже за дверью, забыв даже затворить ее; и остался позади Кузнечный тупик, и ноги сами находят дорогу сквозь путаницу улочек — или это Дорога, найдя его, вновь вела, направляла, несла, словно на крыльях?

* * *

«…Без пролития крови, дабы оная порченая кровь колдуньи не осквернила землю города нашего…»

«Куды прешь? Без тебя тесно!»

«Вот, вот она! Гля, сосед — лицо-то, лицо…»

«Боги… совсем же девчушка!»

«Какая там девчушка … сказано — ведьма!»

Жарко было в Рой-Форисе в этот промозглый осенний вечер.

Жарко от дыхания стекшейся на площадь толпы.

Жарко от дарового вина (семь бочек динвальского выставил от щедрот своих господин Шагмар).

Жарко — и в то же время жутковато холодило под ложечкой от предвкушения того, что должно произойти через несколько минут.

Бургомистр закончил читать облепленный печатями свиток и кивнул подручным. Те, боязливо втянув головы, подошли к спеленутой балахоном фигурке и, сорвав ее с повозки, подтащили к столбу, что высился среди камней. Дважды лязгнула, охватив плечи и стан обреченной, тяжелая цепь, специально на этот день кованая. Приготовленные накануне вязанки дров легли к ее ногам, словно трофеи. И полилась поверх всего вязкая смола из Крофтона, дающая при горении ярый жар.

Когда костер угаснет — останется только цепь. Цепь и пепел.

И ничего нельзя будет сделать.

Да и сейчас — что ты можешь, Бродяга?

* * *

А кто его знает, что… Зависит от Дороги. Где-то он — просто наблюдатель, не способный, да и не желающий вмешиваться в ход событий. Но на любой дороге есть повороты и перекрестки, есть раздорожья и мосты; есть моменты, когда он, Ян, бродяга без роду и племени, становится той самой каплей, которая, упав, переполняет готовую пролиться чашу.