Бродяга. Путь ветра

Откашлялся, пару раз моргнул, и, окончательно проснувшись, смущенно улыбнулся:

— Прости, напугал… Да кто меня, старика, убивать вздумает? Очень хотел встретить, когда придешь, да задремал под утро. Присядь с дороги… есть будешь?

Ян мотнул головой, то ли отказываясь от еды, то ли — пытаясь утрясти мысли и впечатления. Вдохнул, выдохнул, почувствовал себя чуть спокойнее.

— Спасибо, Линн, — и добавил, замерев от тянущего ощущения под ложечкой: — Мари спит?

Линн еле слышно вздохнул:

— Она ждет. Наверху.

Недоговоренность повисла в воздухе столь явственно, что хотелось пригнуться.

— Мари было очень худо, когда она попала к нам, — продолжил Линн. — Гленна лечила ее — так, как она умеет. Иногда заходила в ее сны, и однажды увидела там тебя. Что именно увидела, не говорит — знаю только, что потом Гленна ушла в комнату и плакала. А когда я попросил Тьери отыскать тебя, Мари была… Сначала она была против.

Линн умолк и отвернулся, протирая очки.

И ни слова больше. Ни взгляда — Ян только и успел заметить в глазах старого мастера влажный блеск.

И лестница-винт с полированным столбом посредине показалась куда длиннее — Ян не взлетел по ней, как хотелось вначале.

Взошел.

* * *

Встреча…

Сколько раз думал о ней — не о встрече, о Мари. Надежда и природное упрямство не давали усомниться ни на миг — они увидятся. А как, где, когда — не думалось. И уж точно не думалось, что все будет именно так.

Горница в доме Квеллей — стены мягкого бежевого цвета, окна, выходящие на юго-восток, первые лучи утренней зари на полупрозрачной шторе. Шандалы со свечами — длинными, витыми, горящими тревожно и неровно. И тяжелый ясеневый стол — поперек. Словно граница.

Его ждали здесь без радости. Даже без обиды или гнева.

Просто понимая, что эта встреча, этот разговор — неизбежны, пусть и неприятны.

Такого лица Ян еще не видел. И не хотел бы видеть — будто выцветшее, равнодушное, спокойное, почти скучающее. Тени под глазами — теми же, глубокими, темно-карими — до черноты.

И сами глаза — которые смотрят куда угодно, но не на него. Словно его и нету.

— Не надо было приходить, Ян. Но раз уж ты здесь…

Движение руки в сторону тут же подъехавшего кресла:

— Садись. Мне пока трудно разговаривать стоя.

Мари чуть шатнулась, опускаясь в кресло, и Ян на миг заглянул в ее глаза — и увидел там не себя. В зрачке мелькнула, тут же исчезнув, улица…

* * *

…кривая, заплеванная улица Кэйм-Батальской окраины.

Щербатая брусчатка больно бьет по ногам, обутым в мягкие лесные сапожки.

До ворот осталось совсем немного…

Топот десятков ног, крики и улюлюканье за спиной.

Камень мелькнул у виска безобидной тенью — мимо…

Обжигающая боль в сорванном горле и в легких, где не второе — десятое дыхание успело и открыться, и закрыться снова. Боль в руках, бережно прижавших к груди драгоценный живой комочек. Жгучие слезы, так и оставшиеся в глазах — нельзя сейчас плакать, потом, когда-нибудь…

И вдруг все кончилось.

Касание теплой руки, шорох мягкой ткани.

— Чем это вы заняты, почтенные горожане? — звучит над головой глубокий женский голос.

Сказано это было так, что каждое слово — включая два последних — показались вылитым на головы ведром холодной воды.

Толпа заворочалась, словно утроба несытого зверя.

Вперед протолкался один из зачинщиков — то ли ремесленник, то ли торговец: худой, сутулый, глаза бегают… Из тех, кто по жизни привык прятаться за чужую спину, но сейчас, в толпе, ощутил себя героем. Распрямив узкие плечи, он подбоченился и изрек:

— Ведьма это. Негоже ей в городе жить. С выплодком она, вишьте… Убивать не будем…

И добавил, оглянувшись на остальных:

— Но выгнать — выгоним!

Толпа поддержала его радостно-буйным шумом. Правое дело. Чистота стольного города Кэйм-Батала, да пребудут его врата закрытыми для скверны…

— Еще и с ребенком, — вздохнула женщина. — Стыдоба. Как рука-то поднялась? Шли бы лучше домой, почтенные, заждались вас там, поди…

Сказанного хватило, чтобы на время сковать толпу недоумением.

— Эт-та кто? — ошалело пялясь, спросил наконец один.

— Откуда мне эту кур… — взвинченным до визга голосом ответил другой, да осекся, услышав сбоку осторожный шепот:

— Язык-то попридержи, сосед, не укоротили бы! Это Гленна Квелль, целительница…

— Муж ейный…. того… оружейник… — с опасливым уважением добавил еще кто-то.

— А хоть и сам… ампиратор!.. — выплеснув остатки куража из-за спины соседа, тут же и заткнулся визгливый, сам себя испугавшись.

Гленна спокойно прислушивалась к летавшим туда-сюда клочьям фраз. Человек сорок, сосчитала она без труда, отстраненно. Нет, уже меньше — примкнувшие позже разбегаются, скрываясь в подворотнях и за углами… Она чувствовала каждого из них — страх и ярость, колебание и гнев, не от большого ума сочтенный праведным.

А ей гневаться негоже — слишком много Силы собрано в ее руках, и невидимые шустрые искры, щекочущие кончики пальцев, могут не только исцелять…

— Сказано вам, люди добрые, идите домой… Здоровыми вернетесь! — дружелюбно произнес щуплый неказистый парень, шагнув откуда-то из-за спины Гленны.

И широко улыбнулся.

Очень широко.