Бродяги Севера

Целые дни он шел без всякого направления, куда глядели его глаза. Он жил охотой, ловил преимущественно кроликов и тех простодушных куропаток, которых индейцы называют «дурочками», питался иногда рыбой. К октябрю он зашел уже довольно далеко, а именно к реке Гейки и еще далее на север, к озеру Волластон, то есть на целых сто миль к северу от Серого омута.

Несколько раз в течение этих недель он натыкался на человека, но, за исключением одного случая, когда он вдруг неожиданно столкнулся с охотником-индейцем на верхнем берегу озера Волластон, его не заметил никто из людей. Три раза, следуя по берегу Гейки, он прятался в кусты и наблюдал оттуда, как мимо него проходили лодки; раз десять в тишине ночи он подходил к самым хижинам и шалашам, в которых жили люди, и однажды так близко находился от поста Компании Гудзонова залива на Волластоне, что слышал лай собак и покрикивания их хозяев. И все время он искал, старался набрести на то, что выскользнуло из его жизни. Когда он подходил к хижинам, то обнюхивал у них пороги, а завидев издали юрту, он начинал описывать вокруг нее круги и внюхиваться в воздух. На лодки он смотрел с надеждой. Однажды ему показалось, что ветер вдруг донес к нему запах Нипизы, и тотчас же ноги у него подкосились и сердце упало. Но прошел момент или два, из юрты вышла индианка с корзиной в руках, и Бари скрылся.

Был уже декабрь, когда метис Лерю с Лакбэна увидел на только что выпавшем снегу следы Бари, а несколько позже и его самого, когда он, как молния, метнулся от него в кусты.

– Уверяю вас, – рассказывал он потом, – у него лапы – вот как эта моя ладонь; он черен, как вороново крыло.

И когда ему не верили в лавке Компании в Лакбэне, то он восклицал:

– Лисица? Да что вы! Он ростом с полмедведя! Вот на волка он похож! Только черен, как дьявол.

Среди слушателей был Мак-Таггарт. Когда до него долетели слова Лерю, то он подписывал бумаги с донесениями в главную контору Компании. Вдруг рука его так вздрогнула, что он уронил на бумагу кляксу. Когда он поднял голову на метиса, то в глазах его светилось любопытство. В это время вошла Мари. Мак-Таггарт вернул ее к себе опять. Ее большие темные глаза светились скорбью, за этот год сильно увяла ее дикая, первобытная красота.

– Он удрал от меня вот так! – продолжал Лерю и щелкнул двумя пальцами. Но, увидев Мари, он вдруг замолчал.

– Ты говоришь, черный? – спросил его Мак-Таггарт беззаботно, не отрывая глаз от писания. – А не заметил ли ты на нем каких-нибудь собачьих особенностей?

Лерю пожал плечами.

– Он удрал, как стрела, месье. Но, кажется, это был волк.

Мари при всех прошептала что-то Мак-Таггарту на ухо; он сложил свои письма, быстро встал и вышел из склада. Целый час он затем не возвращался. Это удивило и Лерю, и других. Далеко не часто случалось, чтобы Мари входила в лавку, да и вообще она редко когда показывалась людям. Она жила у фактора точно в гареме, и всякий раз, как Лерю случалось ее видеть, ему казалось, что она еще больше похудела и что глаза ее стали еще крупнее и более ввалились. Ему было от души ее жаль. Часто ночью он проходил мимо ее окна, когда она спала, еще чаще старался при встречах хоть что-нибудь прочесть на ее бледном лице в свою пользу и был необыкновенно счастлив, заметив однажды, что она его поняла и что глаза ее сверкнули при одной из встреч совсем иначе, чем это было до сих пор. Но этого никто еще не знал. Тайна оставалась только между ними одними, и Лерю терпеливо ожидал и наблюдал.

«Время придет, – говорил он себе, – я своего дождусь!»

Это было все.

В этих немногих словах для него заключался весь смысл его жизни и надежд. А когда это время действительно придет, то он повезет Мари прямо к миссионеру в Черчилл и они станут мужем и женой. Это была мечта, но благодаря ей долгие дни и еще более длинные ночи у Полярного круга становились не такими невыносимыми. Теперь оба они были рабами этого всемогущего владыки. Но кто знает? Что, если и на самом деле оба они дождутся своего?

Лерю думал именно об этом, когда час спустя Мак-Таггарт вернулся обратно в лавку. Он подошел прямо к сидевшим вокруг громадной, сложенной из кирпичей печи и с самодовольным видом стал стряхивать с плеч свежевыпавший снег.

– Пьер Эсташ принял предложение правления, – объявил он во всеуслышание, – и отправляется в качестве проводника с топографической партией на Баррен на всю зиму. А ведь у него здесь, Лерю, остается целых полтораста ловушек и капканов и чуть не целая область с отравленными приманками! Что ты думаешь об этом, Лерю? И все это я взял у него сейчас в аренду. Теперь будет и у меня заработок на стороне. Три дня здесь и три дня там. Как ты находишь это, Лерю?

– Дело неплохое, – ответил Лерю.

– И даже очень, – подтвердил Роже.

– Отличные там ловятся лисицы, – отозвался Монруль.

– И к тому же не так далеко, – добавил тонким, как у женщины, голосом Валанс.

Глава XXV На охоте