Бродяги Севера

Он употреблял все усилия, чтобы не выдать своего страха и казаться веселым. Но он не упускал из виду того, что только вчера стрелял в Брэма и что было бы совершенно безрассудно предполагать, что Брэм не размозжит ему голову, если он окончательно вылезет из своего убежища. То, что Брэм ничего не ответил ему насчет постели, не придало ему большей уверенности. Он повторил свой вопрос еще громче, чем первый раз, и снова не последовало ответа. В полном недоумении он принялся за сворачивание своей постели и при этом не мог удержаться от угрюмой улыбки. В самом деле, если он останется в живых, то как будет доносить своему начальству обо всех этих приключениях? Его рапорты будут представлять собой одну сплошную комедию: как он зарывался в снег, точно для зимней спячки сурок, как его пригласил потом к себе на завтрак человек с дубиной в руке и с целой сворой волков, у которых оскаленные клыки блестели, точно слоновая кость. А он догадывался, что в данном случае не обойдется и без дубины. И действительно, немного спустя, когда он выкинул из своей берлоги свои спальные принадлежности, то увидел, что его догадки были вполне обоснованны. Брэм уже захватил себе и нож и револьвер. На той же самой руке у него висели плеть и громаднейшая дубина.

Улучив удобный момент, Филипп немедля последовал за своей постелью и предстал пред ясные очи Брэма.

– Доброе утро, Брэм!

Его приветствие повлекло за собой целый хор дикого рычания волков, так что у него даже застыла кровь, хотя он и пытался скрыть от Брэма малейшие признаки того, что каждый нерв на его спине испытывал такое ощущение, точно в него втыкали иголки. На этот раз Брэм громко крикнул на них по-эскимосски и стегнул их своей длинной плетью прямо по мордам.

Затем он в упор посмотрел на своего пленника. Зеленые огоньки вспыхнули у него в глазах. Узкие губы сжались еще плотнее. В этот момент он готов был убить. Неосторожное слово, один какой-нибудь лишний жест – и Филипп знал, что конец был бы неизбежен.

Тем же самым горловым голосом Брэм спросил:

– Зачем вы стреляли в меня вчера?

– Я хотел поговорить с тобой, Брэм, – спокойно ответил Филипп, – я вовсе не хотел тебя убивать. Я стрелял тебе через голову.

– Вы хотели поговорить? – продолжал Брэм с таким видом, точно каждое слово требовало от него усилий. – О чем?

– Я хотел спросить у тебя, за что ты убил человека на Божьем острове?

Слова эти вырвались из уст Филиппа как-то сами собой; он не мог их сдержать. Брэм зарычал в ответ. Точно это говорил зверь, а не человек. Огоньки у него в глазах сделались еще зеленее.

– Это был полицейский, – ответил он. – Полицейский из Черчилла, и я спустил на него своих волков!

Рука Филиппа задрожала у него в кармане. Волки стояли позади него, и он боялся обернуться к ним и посмотреть. Его ужаснуло их подозрительное молчание. Они ожидали, их звериный инстинкт уже подсказывал им, что команда уже готова сорваться с уст их владыки. Брэм бросил на снег нож и револьвер. В одну руку он взял плеть, в другую – дубину.

Филипп быстро вытащил из бокового кармана бумажник.

– Ты что-то потерял, – обратился он к нему, – когда останавливался около избушки Пьера Брео.

Его собственный голос казался ему странным и удивил его.

– Я отправился вслед за тобой, – продолжал он, – чтобы вручить тебе твою потерю. Я мог бы тебя убить, если бы пожелал, когда стрелял, чтобы обратить на себя твое внимание. Я просто хотел тебя остановить. Я должен передать тебе вот это!

И он протянул Брэму золотую петлю.

Глава VIII Схвачен на месте

Больше полминуты Брэм стоял, точно живое существо, вдруг неожиданно, по щучьему велению, превращенное в камень. Он уже не смотрел на Филиппа, а весь был поглощен созерцанием сверкавших золотых волос. В следующие полминуты он выпустил из рук плеть и дубину, и они повалились на снег. Все еще не отрывая глаз от петли, точно его кто-то заколдовал, он сделал шаг вперед, затем другой, подошел к Филиппу и взял у него эту вещь. Он не произнес ни слова. В его глазах уже потухли зеленые огоньки. Резкие черты его лица сгладились, и, когда он стал поворачивать петлю так, что она стала отливать золотом при свете, с губ у него тоже слетело выражение жестокости. Что-то похожее на улыбку вдруг появилось у него на лице.

И все еще не говоря ни слова, этот странный человек обмотал вокруг своего громадного пальца шелковый шнурок, снял его и сунул к себе за пазуху. Казалось, что он вовсе забыл о присутствии Филиппа. Он поднял револьвер, осмотрел его и, как-то особенно хрюкнув, отшвырнул его далеко от себя. Тотчас же все волки бешено помчались за ним в погоню. Нож последовал за револьвером. Затем так же спокойно, точно он собирался разводить костер, он взял ружье Филиппа в обе руки, ударил им себе о коленку и разломал его на две части. Дуло отвалилось от приклада.

– Черт бы тебя побрал! – пробормотал Филипп.