Бродяги Севера (сборник)

– Мики, старина, ты не забыл меня, нет? Ты хорошо вспомнил, кто я такой? Ты был тогда еще кривоногим щенком, но все равно я уверен, что ты меня еще не забыл. Ты помнишь, как я собирался отвезти тебя и медвежонка к одной девушке? Я тогда еще говорил тебе, что эта девушка – ангел, что она будет любить нас с тобой до гробовой доски и все такое прочее? Ну так я должен тебе признаться, что я даже рад, что произошло это приключение и что ты тогда исчез. Ведь она не осталась прежней, нет! Боже мой, Мики, ты только подумай, ведь за мое отсутствие она вышла замуж, и у нее уже есть ребенок! Ты только представь себе, Шут Иваныч, уже есть ребенок! Так вот ты теперь и сообрази, как она после этого могла бы заботиться о тебе и о медвежонке. Вообще все, голубчик, переменилось. Надо думать, что и я сам стал другим. Ведь три года в этой замечательной стране, где легкие могут лопнуть от одного только того, что ты имел неосторожность выпить на улице холодной воды, и меня тоже очень изменили. Я вернулся сюда, но не прожил и одной недели, как меня уже потянуло отсюда вон. Да, голубчик, меня охватила здесь ужасная тоска. Зачем я вернулся? Конечно, теперь мы с тобой застрянем в этом краю уже навсегда. Но что делать? Ты отправишься со мной на тот новый пост, на который меня назначила компания, а теперь – давай лапу! Ведь мы с тобой друзья! Понимаешь, приятель, старые товарищи!

Глава XXI

Поздно ночью, когда пиршество в Форт-Огоде уже окончилось, фактор Мак-Доннель прислал за Чаллонером. Тот уже собирался ложиться спать, когда мальчик-индеец ворвался к нему в дверь и передал ему записку. Он посмотрел на часы. Было уже одиннадцать. Зачем он мог бы понадобиться фактору в такой поздний час? Лежа на животе около теплой печки, Мики задумчиво следил за тем, как его вновь обретенный хозяин стал натягивать на себя сапоги.

– Вероятно, какая-нибудь история с этим чертом Дюраном, – проворчал Чаллонер, глядя на израненную собаку. – Ну уж если он так хочет вернуть тебя к себе назад, то пусть помнит, что не на такого напал. Ты, Мики, мой и больше ничей.

Мики заколотил твердым хвостом по полу и подполз к хозяину с выражением полной молчаливой покорности. Оба вместе они вышли из дому и утонули в темноте холодной ночи.

Светило множество звезд, и заходила ущербавшаяся луна. Четыре огромных костра, на которых днем жарились для пиршества олени, все еще ярко догорали. На опушке окаймлявшего Форт-Огод леса сверкали рубины от множества других, более мелких огней, а за ними смутно вырисовывались очертания юрт и шалашей. Здесь расположились ночлегом все триста индейцев и метисов, приехавших на праздник из глухих лесных берлог. Почти все они уже спали. Даже собаки успокоились после целого дня волнений и объедания.

Чаллонер прошел мимо больших костров, с которых еще не успели снять огромных вертелов. Мики обнюхал свежие кости, но на них уже не было и признака тех двух тысяч фунтов мяса, что были изжарены днем. Мужчины, женщины, дети и собаки набили им себе желудки до отвала и съели последние остатки. В тишине холодной ночи воцарилось молчание бога желудка Мутаи, того самого индейского бога, который каждый вечер наедается до отвала, пока наконец не заснет. Это он так околдовал своими чарами весь Форт-Огод, затерявшийся в степных далях за три тысячи миль от первого цивилизованного местечка.

Комната фактора была еще освещена. Шотландец Мак-Доннель нервно потягивал свою трубку. В его обветренных чертах появилось озабоченное выражение, когда Чаллонер, все время не спуская глаз с вошедшего с ним Мики, сел на предложенную ему табуретку.

– Здесь был Дюран, – начал фактор. – У него очень озлобленное настроение. Я боюсь крупных недоразумений. Если бы вы еще не ударили его…

Чаллонер повел плечами и стал набивать себе трубку.

– Видите ли, вы не вполне представляете себе положение в Форт-Огоде, – продолжал Мак-Доннель. – Здесь на Новый год происходят большие собачьи бои вот уже пятьдесят лет подряд. Это теперь сделалось уже как бы органической частью самого Форт-Огода и вошло в его историю. Поэтому-то за пятнадцать лет моего пребывания здесь я и не пытался прекратить этого обычая. Я думаю, что вышла бы своего рода революция, если бы я сделал попытку в этом направлении. Готов побиться об заклад, что половина моих охотников и звероловов после этого перешла бы со всеми своими мехами в соседний форт, чего я вовсе не желал бы. Вот почему все симпатии и лежат в данном случае на стороне Дюрана. Даже Граус-Пит, его соперник, и тот говорит, что дурак он будет, если так и отпустит вас на все четыре стороны. Дюран настаивает на том, что эта собака его.

Мак-Доннель кивнул головою в сторону Мики, свернувшегося калачом у ног Чаллонера.

– Значит, он лжет, – спокойно ответил Чаллонер.

– Он говорит, что купил ее у Жака Лебо.

– Значит, Лебо продал не принадлежавшую ему собаку.

Мак-Доннель помолчал немного, потом вздохнул и продолжал: