Бродовский котел<br />(Воспоминания. Очерки. Документы)

Делая одну за другой эволюции, Хорохонов изловчился и всадил в «мессер» несколько снарядов. Стервятник тут же, в воздухе, развалился на части. Но гитлеровцы продолжали наседать. Истребитель не штурмовик — маневренность у него выше. Этим и воспользовались фашисты. Им удалось зажать в «клещи» машину ведущего. Она была уже повреждена, и командир делал отчаянные попытки вырваться из огненных тисков. Но тщетно. Гибель его казалась неминуемой. Увидев это, Николай Хорохонов кинулся на выручку. Одного из воздушных пиратов он сразил почти в упор. Но два других истребителя продолжали атаковать машину ведущего. Николай видел темные, пузырящиеся пробоины на фюзеляже и крыльях, отлетающие куски дюрали. Сердце Хорохонова тревожно сжалось — будто рвали куски его тела.

И еще до конца не осознав свои действия, он бросил «ил» под огненный удар, прикрыв самолет командира. Тот, увидев спасение, метнулся вниз. Машина была сильно повреждена. Еле-еле ведущему удалось вывести штурмовик в горизонтальный полет.

— Уходи на свою территорию! — крикнул ему Николай. — Я их задержу!

Штурмовик Хорохонова вертелся словно волчок и, поливая фашистов свинцом, отвлекал вражеские истребители от машины командира. Наконец, самолет ведущего пересек линию фронта и пошел на вынужденную посадку.

Положение Хорохонова усложнялось. Снаряд попал в мотор штурмовика. Он вспыхнул. Переваливаясь с крыла на крыло, «ил» стал медленно падать. Стрелок-радист Федор Дилов, метко стрелявший из пулемета по фашистским истребителям, выбросился с парашютом. Ветер отнес шелковый купол в сторону. Оставил смертельно раненный самолет и Николай Хорохонов. Он не сразу раскрыл парашют, а падал с «затяжкой», чтобы не стать легкой добычей охотившихся за ними «мессеров». Приземлился Николай невдалеке от упавшего самолета. Машина горела. Хорохонов подбежал к ней, вытащил пулемет из кабины стрелка-радиста и, перезарядив его, залег в канаве.

К месту падения штурмовика, туда, где находился летчик, бежали гитлеровские солдаты. Стреляя на ходу, фашисты кричали:

— Рус, сдавайс!

Хорохонов молчал. Подпустив врага метров на сто, он открыл огонь. Раздались крики, вопли. Солдаты залегли. Еще яростнее затрещали их автоматы. Вокруг свистели пули. Одна из них больно обожгла правый бок. Николай дотронулся до него рукой. Ладонь стала липкой от крови. Перед глазами поплыли оранжевые круги.

На какие-то секунды пулемет замолчал. Фашисты опять начали ползти. И тут же вновь были прижаты к земле. Некоторые — навечно. Еще очередь, еще… И… кончились патроны. Гитлеровцы поняли это. Осторожно поднимаясь, нахально требовали:

— Рус, сдавайс!

— Коммунисты не сдаются! — крикнул в ответ Хорохонов и выхватил пистолет. Одного врага уложил, другого… Неужели плен? Ни за что! Остался еще один патрон. Николай последний раз взглянул в голубое небо и выстрелил себе в сердце…

…Жители города Вязники свято чтут память своего земляка — летчика Николая Дмитриевича Хорохонова, посмертно удостоенного звания Героя Советского Союза. Пионерские отряды школ носят имя героя. Таблички на домах с надписью «Улица Хорохонова» напоминают прохожим о мужественном соколе, фронтовые подвиги которого обессмертили его имя.

У истоков звонкой легенды

В один из летних дней у гостиницы «Украина» во Львове остановилось такси. Из него вышел внешне ничем не выделявшийся человек: среднего роста, коренастый, смуглолицый, с поседевшими висками. Это был М. П. Девятаев, летчик-фронтовик, известный своим легендарным подвигом.

Что же заставило проживающего в Казани Михаила Петровича совершить неблизкий путь на Львовщину! Здесь он сражался летом сорок четвертого года. Совершил десятки боевых вылетов, сбил несколько вражеских самолетов. Здесь провел последний воздушный бой. Сейчас он ехал в район, где когда-то находился прифронтовой аэродром 104-го гвардейского истребительного авиаполка.

Перед наступлением войск 1-го Украинского фронта их полк базировался недалеко от передовой. Каждый день поднимались в воздух истребители. Девятаев ходил в разведку, сопровождал штурмовиков или направлялся на свободную «охоту». Летал он в паре с Владимиром Бобровым, летчиком, который открыл личный счет сбитым вражеским самолетам еще в небе Барселоны, в 1936 году. Дружба Боброва и Девятаева — дружба отца и сына. В 1941 году летчик-истребитель Девятаев вернулся с боевого задания раненным. Бобров дал для спасения его жизни свою кровь. После лечения, вопреки желанию Михаила, его направили водить санитарный самолет. По ходатайству Боброва Девятаев вернулся в родной авиаполк и продолжал воевать на ястребке. И всегда рядом с ним был Бобров — его наставник и учитель.

В тот последний совместный вылет они барражировали в районе наступления наших наземных войск на рава-русском направлении. В небе плыли рваные облачка. Неожиданно из-за них вынырнули немецкие истребители.

— Я «Волга»! Внимание! — прозвучал сигнал Боброва ведомым группы. А Девятаева, мордвина по национальности, он и в воздухе называл «Мордвин».