Брокер

А в штате Техас она попробовала кусочек знаменитого техасского чили,[3] и ее тут же прилюдно вырвало. Мадам срочно отправили в больницу, но микрофон успел ухватить ее до сих пор не забытые слова: «Как вы, бедные туземцы, можете брать в рот эту жуткую гадость?»

Небраска дает пять голосов выборщиков. Техас — тридцать четыре. Оскорбление небраскской футбольной команды еще можно пережить. Но ни один кандидат не переживет презрительного отзыва о техасском чили.

Ничего себе, избирательная кампания! Крица подмывало написать о ней книгу. Кто-то ведь должен увековечить эту катастрофу.

Их сорокалетние партнерские отношения приближались к концу. Криц наметил себе местечко на 200 000 долларов в год у оборонного подрядчика, да к тому же не исключено было лекционное турне по 50 штук за выступление, если, конечно, найдутся желающие платить и слушать. Посвятив всю жизнь гражданской службе, он сидел без денег, быстро старел и очень хотел как следует заработать.

Президент с большой выгодой продал свой красавец дом в Джорджтауне. Он купил небольшое ранчо на Аляске, где его, по-видимому, любили. Он хотел прожить там до конца дней, занимаясь охотой, рыбалкой и, быть может, сочинением мемуаров. Во всяком случае, ничем, связанным с политикой и Вашингтоном. Он не собирается изображать политического старейшину, почетного председателя партии, мудреца, с высоты своего опыта изрекающего прописные истины. Никаких прощальных поездок, речей на партийных съездах, председательства в благотворительных или политологических фондах. Никакой президентской библиотеки. Люди высказались громко и недвусмысленно. Если он им не нужен, то и он, разумеется, обойдется без них.

— Нам следует принять решение относительно Кучинелло, — сказал Криц.

Президент все еще стоял возле окна, глядя в кромешную тьму и по-прежнему размышляя о Делавэре.

— Кого?

— Фиджи Кучинелло, кинорежиссера, осужденного за совращение юной актрисочки.

— Сколько ей было?

— Кажется, пятнадцать.

— Слишком мало.

— Да уж. Он слинял в Аргентину, где живет уже десять лет. Умирает от ностальгии, хочет вернуться и снова снимать свои поганые фильмы. Он говорит, искусство зовет его домой.

— Скорее молоденькие девочки.

— И они тоже.

— Если бы хоть семнадцать, я бы согласился. Но пятнадцать…

— Он предлагает пять миллионов долларов.

Президент повернулся к Крицу:

— Он предлагает за помилование пять миллионов?

— Да, и торопит. Деньги должны быть переведены телеграфом из Швейцарии. Сейчас там три часа утра.

— Куда переведены?

— У нас есть оффшорные счета. Это несложно.

— А что пресса?

— Сорвется с цепи.

— Как положено.

— Но на этот раз особенно яростно.

— А мне плевать на прессу, — сказал Морган.

«Тогда зачем спрашивать?» — хотелось спросить Крицу.

— Деньги можно будет отследить? — поинтересовался президент, отворачиваясь к окну.

— Нет.

Президент начал правой рукой почесывать затылок и шею — он всегда так делал, когда надо было принять трудное решение. За десять минут до того, как едва не нанес ядерный удар по Северной Корее, он до крови расцарапал себе шею и перепачкал кровью воротник белой рубашки.

— Мой ответ — нет, — сказал он. — Пятнадцать — это уж слишком.

Без стука открылась дверь, и в кабинет ввалился Арти Морган, президентский сынок, с банкой пива «Хайнекен» в одной руке и какими-то бумагами в другой.

— Только что звонили из ЦРУ, — бросил он небрежно. На нем были выцветшие джинсы и ботинки на босу ногу. — К нам едет Мейнард. — Он бросил бумаги на письменный стол и вышел, довольно громко хлопнув дверью.

Арти взял бы эти пять миллионов не задумываясь, размышлял Криц, пятнадцать лет или не пятнадцать. Для него это совсем не так уж мало. Они могли победить в Канзасе, если бы Арти не застукали в мотеле Топики с тремя старшеклассницами, старшей из которых едва исполнилось семнадцать. Склонный к позерству, прокурор в конце концов снял обвинение — через два дня после выборов, — когда все три девушки дали подписку, что сексом с Арти не занимались. Они, честно говоря, пришли именно ради этого и уже успели раздеться, когда в комнату ворвалась мать одной из девочек.

Президент расположился в кожаном кресле-качалке и сделал вид, что просматривает какие-то бумаги, теперь уже никому не нужные.

— А что в последнее время говорят о Бэкмане?

* * *

За восемнадцать лет работы директором ЦРУ Тедди Мейнард и десяти раз не был в Белом доме. Никогда там не обедал (всегда отказывался от приглашений, ссылаясь на нездоровье) и ни разу не приходил туда ради того, чтобы поздороваться с какой-нибудь заезжей знаменитостью (ему было на них плевать). Раньше, когда он еще передвигался на своих двоих, он изредка заглядывал в Белый дом, чтобы посоветоваться с тем, кто в тот момент был президентом, или с кем-то из его советников. Теперь, будучи прикован к инвалидной коляске, он переговаривался с Белым домом по телефону. Дважды к нему в Лэнгли приезжал вице-президент.