Броквен. Город призраков

Положила локоть на подоконник, по привычке устремляя взгляд в большое окно. Руки чуть подрагивали от легкой тряски в автобусе, но на это я не обращала внимания. Ну трясутся и трясутся, что бубнить-то? Я была заворожена другим. Меня будто манил, притягивал к себе этот загадочный и прекрасный вид быстро мелькающих лесов, полей, машин и белых полос на дороге. Леса и поля никак нельзя разглядеть нормально, от скорости транспорта они превращались в мутные, размытые пятна, что были похожи на картины какого-нибудь художника. «В быстро мелькающих елях нет ничего такого, Елена, ты с дуба рухнула?» Вы же ведь так подумали, да? Не отнекивайтесь, по глазам вашим можно понять, что подумали. Если по-честному, то я могу согласиться с тем утверждением, что в таких пятнах нет ничего сверхъестественного. Но согласиться я могу только частично. Быстро сменяющийся вид за окном имел для меня свою красоту и даже смысл, — глубокий смысл. Мелькающие поля, машины и ели как бы доносили, что жизнь так коротка и так быстра. Вот не наслаждался ты этой красотой деревьев, обращая внимание совершенно на другие вещи, более малозначимые. А осознание того, что ты что-то пропустил, приходит слишком поздно, ведь жизнь убегает от тебя. За ней невозможно угнаться и вернуть какие-то моменты, которые ты упустил. Она превращается в такие же размытые пятна, которые нельзя разглядеть поближе и не спеша. Ты уже постарел, а жизнь со всеми моментами все отдаляется и отдаляется…

Пока смотрела в окно, я не заметила, как автобус остановился. Даже через наушники я могла слышать противный скрип дверей и шуршание пакетов выходящих людей. Вновь посмотрев в окно, я увидела остановку и надпись на знаке: «Армсбург». Вокруг были золотые поля, где-то вдалеке виднелись качели и статуя горгульи. М-да, в этом городке полицаи явно не часто следят за вандалами. Такая статуя красивая и вся изрисована какими-то сектантами-любителями фиолетовой краски.

Как только пассажиры удалились из чахлого автобуса (счастливые!), двери вновь с противным скрипом закрылись и буханка-на-колёсах двинулась дальше. До этого города осталось ехать ещё час двадцать или чуть больше. Я поняла это по постепенно меняющейся погоде; солнце мало-помалу окутывали пасмурные облачка, становилось все больше лесов и, конечно же, кочек, черт бы их побрал. Если проехать Армсбург, то спустя десять минут автобус выедет на так знакомое «Шоссе Чузена» или, как я его называю, — «Дальше-Бога-нет Шоссе». Вот после того, как автобус выедет туда, погода окончательно испортится. А, вы сейчас подумаете, что я снова себе все накрутила и это снова моя лучшая подруга паранойя. Я бы тоже так хотела думать, честно. Я бы тоже хотела сбросить то, что там души скованы цепями на простую галлюцинацию и то, что мой «О великий дар» слегка барахлит. Но нет. Поверьте, не все можно списать на самовнушение. От реальности трудно убежать, даже невозможно. Как только мы выезжали на то самое шоссе, там менялась не только погода, — там менялось ВСЕ. Животных становилось меньше, воздух приобретал запах сырости и дождя, и… аура. Аура в этих местах менялась больше всего. Она становилась будто давно умершей и заживо сгнившей. Эти мертвые, гнилые руки уныния, скорби и страха забирали тебя в объятия, заставляли прильнуть к заросшей груди и услышать, как сердце того города верно разрывается на лоскуты, обрывки нитей и обрастает болью, а ещё цепями. Цепями, что сдавливают кожу до крови, не дают выбраться из хищного мрака всем, кто после тяжелой жизни хочет на Свет… И тем, кто ещё преодолевает препятствия жизни, кстати. Признаться, они почти сковали меня шесть лет тому назад, но я сумела выбраться. Хех, ненадолго!

Чтобы доказать, что в этих краях меняется все, я могу вот прямо сейчас привести пример. В наушниках заиграла волнующаяся скрипка, запел монотонный, бархатный мужской голос. Ох, это «Ахиллес» — песня моего детства. С самых юных лет я могла слушать эти прекрасные загадочные напевы вечно. В них было что-то, что ложилось мне пуховым одеялом на душу. Что-то, что заставляло погрузиться в раздумья.

А думать я люблю.

«Ахиллес, Ахиллес, Ахиллес, спустись».