Броквен. Город призраков

— Очень смело с вашей стороны провести нас по дорожке из дорогих, очень ярких минералов к себе. Это доказывает всю крайность мер, вы даже тут же убежали. Как вы вообще выживали тут до нашего прихода?

Миль вздрогнул от вопросов Марти, прозвучавших в этом стремном туннеле. Он кашлянул, поерзал на одном месте и принялся тараторить:

— Это очень долгая история, долгая и тягомотная. А на тягомотные истории у нас просто не хватит времени, ребятки, до Ночи Активации осталось меньше десяти часов! Это значит, что яд становится сильней, и Отец не спит! Нам нужно торопиться, нужно успеть к озеру быстрее Отца. Хотя я так хотел угостить вас чаем с индийскими травами, которые собирал всю жизнь… Я думал, вам удастся прибежать быстрее, но, как и предполагалось, нападки смога участились… Поэтому бежать надо быстрее, иначе весь наш план провалится!

В лицо дунул холодный поток ветра с темного коридора, мышцы вновь напряглись. Только сейчас я осознала, что мы уже почти у цели, что весь этот тернистый путь практически пройден, что вот-вот на свет прольётся история нашего города. Осталось только забрать пятого призрака и дойти к озеру, а там уже… все. Я исполню заклинание, и Броквен будет спасён… Исчезнет Отец, пропадут цепи, призраки и люди станут свободны. И все благодаря нам — Особенным призракам, Елене Гостлен и Эйдану Тайлеру, который на побоялся капнуть глубже, который пошёл навстречу неизвестности. От этих мыслей в груди дрожало сердце, поднимался легкий испуг, смутные сомнения о моих способностях… Но смотря на сплочённость Особенных призраков, на их силу духа, чувствуя уверенность Эйдана, чувствуя, как пульсирует магия в венах, я прогоняла эти сомнения, ведь вместе мы — непобедимы. Да, эта истина очевидна, но она прямо таки поднимает меня с колен и гонит к озеру.

Я обернулась к ребятам, стараясь наполнить голос решимостью.

— Все точно целы? — вопросила я, радуясь, что голос отлил твердостью.

— Если что-то не так, у меня есть аптечка, ребятки! — всколыхнулся Милтон, поднимая фонарик к потолку.

— Мы упали на сено, все тип-топ, — отмахнулся Эйдан, изучая земляные стены и медленно крадясь в темноту. — А Особенные вообще призраки, им хоть бы хны, не забывайте.

Ребята пустили короткие смешки и отправились за Эйданом, Милтоном и мной. Заквакала мокрая земля под цепями, зашелестела одежда, замигал камень Эйнари, а магия принялась помогать фонарику освещать путь.

— А куда вы нас, собственно, поведёте, Миль? — поинтересовалась я, заглядывая в его влажные светлые глаза.

Милтон тихонько хихикнул и уверенно промолвил:

— Я рыл этот туннель десять лет. Десять лет я тянул и вывихивал руки и ноги, чтобы вывести нас прямиком к границам Силенту.

* * *

Как оказалось, коридоры при свете фонарика и бирюзовой магии были не такими уж и страшными. Они были одинаковыми, все такие же мокрые, с медными трубами и ростками. Только мы отдалились от дыры наружу, которую Миль успел снова закрыть деревяшками, повисла тишина, как не странно, долгожданная. Только слышалось эхо от лязга оков и капель слизи. Ни сектантских молитв, ни криков боли, ни свиста хищных ив, ни какофонии, называемой Джайванцами музыкой. Не было глаз-фонарей, жалящего зеленого света и ядовитых растений. Только земляные стены, ласкающее бирюзовое свечение и единственный адекватный Джайванец, под рубашкой которого мигал осколок.

Милтон шёл впереди, подсвечивая фонариком путь, чтобы кто-то из нас не дай Бог вляпался в сгустки глины. Ребята шли аккуратно, несли в руках свои цепи, указывали друг другу на какие-то выступы и ямки, чтобы не споткнуться. Я осматривала подсвечиваемые стены, подняв края сарафана.

Когда мы ушли достаточно далеко и глубоко, чтобы чувствовать себя в безопасности и каком-никаком спокойствии, Крейз набрал воздуха в лёгкие и как бы невзначай размеренно начал:

— У меня была самая лучшая семья на свете. Агата Эдисон заставила вспыхнуть огонь в моем сердце, она была лучиком света в этом мраке зубрения и учебы, она спасла меня от строгих родителей и помогла увидеть мир не только с точки зрения долей и молекул. Агата была таким ярким человечком, таким добрым и душевным, что я готов был отдать за неё все, даже свою душу.