Глава двадцатая
Гевин поехал прямиком к городскому парку. Он собирался ворваться в этот чертов парк и бить по мячам, пока руки не начнут кровоточить, а боль от ссадин не заглушит боль в сердце.
Он подъехал к зоне для отработки ударов на бейсбольной площадке и оставил фары включенными. Вытащил из багажника спортивную сумку с битой и дюжиной мячей, которые всегда перекатывались на дне.
Сильным рывком он перебросил сумку через забор. Затем, разбежавшись, легко перемахнул через ограду и спрыгнул на площадку. Если поймают – ну и пусть. В конце концов, что они сделают? Выпишут штраф? Арестуют? Да он только рад будет оказаться в тюрьме.
Гевин вытащил первый мяч и взялся за биту. Подбросил мяч в воздух и замахнулся. Бита удовлетворенно ответила «хрясь!» и отправила мяч в сетку на другом конце.
За ним последовал еще удар. Потом третий. Гевин засучил рукава.
«Ты разбил мне сердце, Гевин». Четвертый мяч присоединился к своим братьям в конце площадки.
«Не знаю, верю ли я тебе». Он так сильно ударил по пятому мячу, что тот тут же отскочил назад и чуть не снес ему коленную чашечку. Чтобы отомстить ему, Гевин ударил по нему снова и послал ко всем чертям.
Это ему так понравилось, что он повторил то же самое шестому мячу. К седьмому Гевин перестал ругаться и заговорил прямо с Теей.
– Ты тоже разбила мне сердце, – проворчал он. Бах! Мяч влетел в сетку. – Оно разбито не у одной тебя.
Восьмой мяч.
– Ты меня вышвырнула!
Девятый мяч в сетке.
– Знала бы ты, каково это!
Десятый мяч чуть не лопнул по швам.
– Что, черт возьми, я должен был делать?
Откуда-то из темноты послышался голос с аристократическим британским акцентом.
–
Одиннадцатый мяч чуть не пробил дыру в сетке.
– Она сама прогнала меня!
–
– Хрен собачий! – От двенадцатого мяча чуть не треснула бита.
–
Гевин подошел к сетке и начал кидать мячи назад.
–
– Я не обязан тебе отвечать, лорд Волосатая Грудь. – Гевин снова взялся за биту.
–
– Она лгала мне три года, – прорычал Гевин, отбивая очередной мяч.
–
Хрясь! Еще один мяч полетел в сетку.
–
– Хрен собачий!
–
– Отвали!
–
– Да пошел ты…
Гевин отбросил биту и принялся швырять мячи в сетку на дальнем конце поля, пока в конце концов не осталось ни одного. Тяжело дыша, обливаясь потом, он наклонился и уперся руками в колени.
Тея была права. Лорд Узкие Штаны был прав. Весь гребаный книжный клуб был прав.
Он
Потому что тогда от него ничего не потребовалось бы.
Не потребовалось бы копаться в собственной душе. Искать ошибки в своем поведении. И в голову не приходили бы жуткие, нестерпимые мысли вроде той, от которой у него сейчас скрутило живот.
Гевин схватил мячи и засунул их обратно в сумку. Весь в грязи и поту, с порванным рукавом он сел в машину и резко рванул с места, оставив на гравийной дорожке глубокий след от шин. Когда он въехал на подъездную дорожку, в доме было темно. Свет на крыльце не горел. Ни голубого свечения от телевизора. Ни теплого желтого света сквозь занавеску в спальне. Гевин с громким стуком взбежал по ступенькам на крыльцо и распахнул дверь. Он перепрыгивал через две ступеньки. Дверь в ее спальню была закрыта. Если она заперта, значит, его дела плохи. Гевин взялся за ручку. Прислонился лбом к косяку.
Ручка повернулась под его пальцами. Спасибо тебе, боже, черт бы тебя побрал!
В комнате стояла кромешная тьма, но он разглядел на кровати две фигуры. Одна, с огромным пушистым хвостом, удобно расположилась на стороне Гевина. Другая, укрытая толстым одеялом, быстро повернулась, когда он вошел.
– Я… я дома, – тупо сказал он.
– Хорошо, – тихо ответила она.