Бронебойный экипаж

– Серьезный городок, – после долгого молчания сказал Забелин. – Угораздило наших артснабженцев именно там снаряды потерять. Могли бы в какой-нибудь глухомани это сделать.

– Задача командирам ясна? – спросил Осипов. – Товарищ майор, двое суток на подготовку. Завтра получите недостающие крупномасштабные карты района действий, и в ночь механизированная группа должна выйти. Приказы по снабжению соответствующие подразделения получили. Сухие пайки, горючее, боеприпасы приготовлены. Танки возьмут двойной комплект снарядов.

Офицеров отпустили готовить свои подразделения, а майор остался с командиром полка изу-чать обстановку на фронте на этот час. Важно знать пути передвижения немецких войск, чтобы не столкнуться лоб в лоб с крупными соединениями. Группа должна дойти до цели без стычек и тем более не ввязываться в затяжные бои.

Соколов вернулся в расположение батальона и сразу отправился к комбату.

– Вернулся? – Рыбаков поднялся с деревянной лежанки и накинул на плечи танкистскую куртку. – Можешь не докладывать, я в курсе. Садись.

Алексей сел к столу, положил шапку рядом с коптилкой, сделанной из снарядной гильзы, расстегнул верхнюю пуговицу. Комбат погремел чем-то в тумбочке и подошел к свету. Фляжка, две алюминиевые кружки и газетный сверток, в котором оказались лук, небольшой кусок сала, черный хлеб. Пока Соколов резал закуску, Рыбаков плеснул из фляжки по кружкам на два пальца водки и стал задумчиво смотреть на огонек коптилки.

– Вот как получается, лейтенант, – сказал он, наконец. – Повоевать мы с тобой вместе не успели, а я уже отправляю тебя одного. Далеко пойдешь, если тебя у меня через голову забирают.

– Не на курорт же, – вспомнив постоянные рассказы Бабенко, возразил Алексей.

– Лучше б на курорт, – поднял кружку комбат. – Ей-богу, с удовольствием бы отпустил. Давай, Соколов, за удачу. За нашу танкистскую удачу. Чтобы снаряд мимо, хоть вскользь, да рикошетом. А если попадет, то пусть в мотор, чтобы экипажи были живы. И приказ выполнить, и чтобы вернуться всем.

Алексей опрокинул водку, не чувствуя вкуса, и стал жевать хлеб с луком. Комбат не поморщился, выпил ее как воду и подцепил кончиком финки полоску сала. Прожевав, откинулся к стене и полез в карман за папиросами.

– Тебе не впервой по тылам машину водить, – закуривая, сказал комбат. – Верю, что сможешь сделать там больше, чем любой другой взводный. Командир ты знающий, аттестацию твою из танковой школы я видел, да и наслышан о твоих подвигах на фронте. Хочу предостеречь вот от чего. Ты лихость не показывай, знаю я вас, молодых. Только расчет, только математика, как при подготовке карты стрельбы. Никаких авось и куража. Ты с Кравченко идешь. Я его знаю. Осторожный, но упертый. Если сказано забить гвоздь, он из кожи вылезет, из перьевой перины молоток скрутит, а задачу выполнит и гвоздь забьет. У него есть чему поучиться.

– Надо с ремонтом завтра закончить, чтобы было время опробовать машину.

– Закончите, – заверил комбат. – Я с помпотехом переговорил, его механики эту ночь будут работать. Утром примете машину, опробуете, погоняете. Я тебе завтра кое-что покажу по тактике. Ты идешь один, без взвода. Тебя из-за твоего опыта взяли, а не для того, чтобы ты там Кравченко замещал. Хотя формально ты его замом будешь. Тебя в школе учили фланговым атакам? Теперь смотри, что я тебе покажу. Это уже фронтовой опыт использования «тридцатьчетверок» подразделениями от роты и ниже. При штурме укрепленных населенных пунктов особенно хорош прием, который называется «маятник»…

Несмотря на позднюю ночь, экипаж, к великому изумлению Алексея, не спал. Танкисты сидели в раздевалке мастерской, возле разожженной буржуйки. Говорили тихо, над головами вился дымок самокруток, задумчивые лица освещал огонь печи. Соколов остановился у двери, услышав, как Коля Бочкин рассказывает:

– Знаете, что самое главное? Я понял, что не все женщины одинаковые!

– Ну, это ты хватил, парень, – с усмешкой ответил Логунов. – Так уж сразу обо всех женщинах и судить стал?

– Ну нет, не то, дядь Вась! – тихим, но горячим голосом возразил Бочкин. – Почему обо всех! Просто… вот Катька вышла замуж и даже не написала, а ведь клялась, что любит и ждать будет честно. Когда вот так, молча, то сразу обида и кажется, что весь мир такой и нет ничего светлого и счастья в нем не бывает. От обиды хотелось в бой, умереть, чтобы она узнала, чтобы ей больно стало, чтобы мучилась всю жизнь. А теперь я думаю, незачем, пусть живет. Пусть даже счастлива будет, потому что не все такие, как она.

– Коля, война ведь, всему народу несладко, – вставил Бабенко. – Ты же говорил, что она за тыловика какого-то замуж вышла, за командира, значит, паек командирский, семье поможет. А вдруг она не от хорошей жизни за него пошла, а чтобы прокормить близких? Не думал?

– Ну, это ты, знаешь, тоже, Михалыч, хватанул! – недовольно сказал Логунов. – По-твоему, Катерина за вора пошла. Чем она прокормит семью, он со складов воровать будет? Ты лишнего-то не болтай.

– Да я так. Всякое в жизни бывает.