Бронебойный экипаж

– Ты зря так, Сокол! «Тридцатьчетверка» – отличная машина, просто превосходная. У нас с тобой разные задачи, понимаешь. Ты же в школе изучал тактику тяжелых танков, средних, легких. Чего я тебе рассказываю! Мой – это крепость на гусеницах, а ты весь в движении. Твоя «тридцатьчетверка» – это скорость, мощь, напор. Это мы тащимся да ломаем доты, а ты как кавалерия, только стальная. Неудержимая атака огня и стали. Как в той песне, помнишь? – Олег вдруг наклонился к Алексею и уже тише добавил: – А про этого комиссара забудь. Он завтра проспится и не вспомнит о тебе. А если вспомнит, то сам молчать будет, потому что политработнику такого ранга в таком виде появляться перед бойцами нельзя. Отношение к нему – это отношение к партии, а он ее позорит. Так что начхать и забыть. А «семерку» твою дотащим и в ремонт сдадим. Мы еще с тобой на наших стальных конях погоним фашистов на запад.

Докладывать или не докладывать комбату о происшествии – так вопрос не стоял. По уставу военнослужащий обязан доложить своему непосредственному командиру о любом происшествии или нарушении им воинской дисциплины, сделанных ему замечаниях или наложенных взысканиях. Устав строг, а армия есть армия. Подумать стоило только о том, как доложить, в каком виде. Майора Рыбакова Алексей почти не знал. Новый комбат принял подразделение, а взвод Соколова тут же был прикомандирован к маневренной группе, прикрывавшей переправу до отхода наших частей. Правда, майор успел познакомиться со всеми офицерами батальона и побеседовать накоротке. С младшим лейтенантом Соколовым у него тоже был разговор. Ничего особенного: Соколов, как положено, представился, майор задал дежурные вопросы о семье, о службе. Стало понятно, что об опыте Алексея он представление откуда-то имеет.

Штаб танкового батальона располагался в старом клубе на краю села. Точнее, клуб когда-то находился почти в центре, но после боев половина села начисто сгорела, и теперь желтое бревенчатое здание со скворечником на высоком шесте оказалось крайним.

– Разрешите, товарищ майор! – Соколов, пройдя через большую комнату, остановился у стола командира, за натянутой на веревке плащ-палаткой.

– А, Соколов! – Рыбаков бросил на младшего лейтенанта быстрый взгляд и снова принялся подписывать извещения. Это были похоронки. Их было много на столе комбата.

– Танк поставлен на ремонт, – доложил Алексей, – помпотех обещает закончить работы за неделю. Я прошу, товарищ майор, разрешить экипажу принять участие в ремонте материальной части для ускорения сроков ремонта.

– Ладно в детский сад играть. Есть у нас техники, вы только мешаться под ногами будете. Знаю я эти разговоры. Потом жалобы будут: ах, к моему заслуженному танку не такое уважение проявили. Так?

Теперь только по тону комбата Соколов понял, что майор зол до крайности. Потери личного состава, боевой техники, возможно, еще что-то. Наверное, выволочку от командира полка получил, вот и срывается на других, неприязненно подумал младший лейтенант. Но Рыбаков отложил ручку и потер лицо пальцами, испачканными в чернилах.

– Ты не хмурься, Соколов, – заговорил майор уже другим тоном. – Просто в армии порядок должен быть. Другой порядок и другая организация работ. Это на заводе хорошо авралами поднимать объемы выпуска продукции, а в армии каждый должен заниматься своим делом. Ремонтники – ремонтировать, а командиры танковых подразделений должны заниматься обучением личного состава и подготовкой к боевым действиям своего подразделения. Понятно?

– Так точно, – недовольно ответил Алексей. – Понятно.

– Да знаю я, – вздохнул комбат. – Знаю, каково это ребят терять. Иной раз места себе не находишь из-за того, что они там остались, а ты здесь. Сытый, в тепле. Портянки на тебе белые. Только мы с тобой – командиры. Это наша обязанность посылать людей в бой. Иногда вести за собой, а иногда посылать туда, откуда не все вернутся. Знаешь, а посылаешь. Потому что война, парень! Нам Родину защищать, нам выполнять приказ вышестоящего командования. А на войне люди гибнут, этого не избежать. И к этому придется привыкать. Привыкать, что не все твои бойцы доживут до победы. И тем, кто погибнет, вечная слава и вечная память. Рапорт я твой читал. Действовал ты правильно, грамотно действовал. И что неисправный танк доставил в расположение, хвалю.

– Товарищ майор, у меня механик-водитель – бывший инженер-испытатель харьковского завода. Он танки знает лучше наших техников. Омаев не только хороший радист, он электрик. Логунов, так тот еще в финскую воевал.

– Вот ты какой настырный, – покачал головой комбат и посмотрел на молодого командира с отеческой теплотой. – Ладно, в порядке исключения разрешаю твоему экипажу помогать техникам на ремонте вашей машины. Но смотри, Соколов, чтобы не за неделю, а за четыре дня мне управились и вернули «тридцатьчетверку» в строй!

– Есть управиться в четыре дня! – Алексей вскинул руку к пилотке. – Разрешите идти, товарищ майор?

– Иди, – кивнул комбат и снова взялся за извещения.