Броненосец

Две минуты ему понадобилось на то, чтобы проникнуть за ворота в стене, а еще три минуты пришлось дожидаться, пока откроют парадную дверь. Чтобы скрасить ожидание, он ходил взад-вперед по мощеному двору с терракотовыми вазами, в которых росли лавр и самшит, — все это время чувствуя на себе пристальный «взгляд» камер, отслеживавших каждое его движение.

Наконец дверь открыл какой-то толстяк с младенческим лицом, в спортивном джемпере с надписью «Турне Ангцирти» на пузе (Лоример подумал: не для него ли специально он так вырядился). Он представился как Терри и повел Лоримера через пустой холл — новый паркет пах лаком — в маленькую гостиную, где стояло множество неудобных стульев из хрома и черной кожи. В углу рос огромный раскидистый реликтовый папоротник, а на стенах висели под оргстеклом классические рекламные плакаты — «Кампари», «Эс-Эн-Си-Эф»[19], «Эссо», Аристид Брюан в своем красном шарфе[20]. А в верхнем углу стены, возле мигающего красного глазка, отслеживающего движения посетителя, висела еще одна видеокамера размером с большой спичечный коробок. Лоример перепробовал два или три стула, прежде чем нашел тот, что его позвоночник мог попытаться перенести, снял очки, протер стекла, снова надел их. Потом положил руки на колени и занял спокойную позу ожидания — сама неподвижность и незаинтересованность.

Двадцать пять минут спустя Терри вернулся вместе с Дэвидом Уоттсом и представил его. Уоттс был высокий, но тощий (почти как анорексик, подумал Лоример), со впалой грудью и узкими, как у незрелого мальчика, бедрами. На нем были кожаные штаны и шерстяной свитер с вырезом лодочкой и дыркой на локте. Вместо длинных масляных волос, фигурировавших на фото во вкладышах к компакт-дискам, была короткая стрижка «под морячка», и — что любопытно — левая щека была недобрита: казалось, будто к левой стороне его лица прилип квадратный клочок ковра. Длинные костлявые пальцы Уоттса то и дело трогали и поглаживали эту фрагментарную бородку, выглядевшую довольно отталкивающе, подумал Лоример, как клочок стеганого одеяла. Лоример был очень доволен, что, повинуясь какому-то чутью, побрился в последнюю минуту: два клочка недобритой щетины в одной комнате смотрелись бы подозрительно манерно.

— Добрый день, — поздоровался Лоример без улыбки. — Я Лоример Блэк.

— Ага, — раздалось в ответ.

Терри стал предлагать напитки, и Уоттс остановил свой выбор на итальянском пиве. Лоример попросил «пепси», а когда выяснилось, что «пепси» нет, сказал, что в таком случае ничего не надо: «Спасибо, все в порядке».

— У нас есть «кока» — правда, Терри?

— «Кока», диетическая «кока», диетическая «кока» без кофеина, обычная «кока» без кофеина, недиетическая «кока» с кофеином, — выбирайте любую.

— Я не пью «коку», — ответил Лоример. — Все в порядке, спасибо.

Терри ушел за итальянским пивом, а Уоттс закурил сигарету. У него были мелкие ровные черты лица, бледные серовато-карие глаза и россыпь мелких родинок, спускавшаяся от подбородка по шее и исчезавшая под горловиной свитера.

— Работаете на страховую компанию? — спросил Уоттс. — Значит, это вы, гады, нас все эти месяцы мурыжили?

Лоример вкратце объяснил, в чем состоят функции и обязанности специалиста по оценке убытков: он не независим, но беспристрастен.

Уоттс нахмурился и сделал затяжку.

— Давайте говорить начистоту, — предложил он (и в его гортанном столичном выговоре послышался едва уловимый призвук ближнего Запада — Слоу, Суиндона или Оксфорда). — Мы подписываем контракт с вами, модниками, так? Мы платим о-хре-ни-тельный взнос, а потом, когда я заболеваю и отменяю турне, к нам присылают парней вроде вас и начинают препираться?

— Не всегда.

— Да ладно вам. Они приглашают вас, чтобы вы как профессионал посоветовали им — выплачивать ли ту сумму, которую они уже согласились мне выплатить, если что-то не заладится, — так? Когда мы подписывали полис, там нигде не было написано, что на меня стаей слетятся эти чудилы-оценщики и будут твердить: «Пиши пропало, Хосе».

Лоример пожал плечами. Сейчас было крайне важно оставаться спокойным и равнодушным.

— Там все можно найти мелким шрифтом, — сказал он. — Не я же изобрел все эти методы, — прибавил он. — Я просто там работаю.

— Как сказал охранник в концлагере, пуская газ.

Лоример чихнул, приложил платок к носу.

— Мне это тоже не по душе, — заметил он ровным голосом.

— А мне не по душе вы, модник, — отрезал Уоттс. — Какую музыку вы покупали в последний раз, а? — Он перечислил несколько знаменитых рок-групп с едким, колючим презрением в голосе, словно у него в горле кость застряла. — Нет, — сказал он потом, — могу поспорить, вам нравится «Три Тела Минимум». Просто гляжу на вас — и поспорить могу, что вы — из тех, кто тащится от «Трех Тел Минимум». Ну же?

— В последний раз — если не ошибаюсь, — Лоример выдержал паузу, — это был Кваме Акинлейе и его «Achimota Rhythm Boys». Альбом называется «Сущая Ачимота».

— Сущее что?

— «Сущая Ачимота».

— А что это такое — «Ачимота»?

— Не знаю.

— «Сущая Ачимота»… Значит, любите африканскую музыку?