Броненосцы Петра Великого. Части 1 и 2 (СИ)

Мой самый главный индикатор опасности верещал мне снизу, что сейчас начнется стрельба, и вряд ли в нашу пользу. Вскочил с индикатора в полный рост, и на чистом наитии стал выкрикивать команды, обернувшись назад, к зарослям камыша, типа — «Четвертое капральство, обходи справа! Пятое слева! Второе и третье затаиться на месте! Без команды не стрелять!». После чего картинно сложил руки на груди и принял позу Наполеона, слегка испорченную качающейся шлюпкой. Не меняя позы, занялся чревовещанием, объясняя экипажу, как будем выкручиваться, пока они медленно подгребали к берегу. Экипаж даже не пикнул. Все сидели бледные, и мысленно уже отчитывающиеся перед привратником.

Ступив на берег, полюбовался на картину замершей перегрузке добра со стругов на подводы. Перегрузка замерла не от почтения к князю, увы, а оттого, что руки грузчиков заняли фузеи. Армейские, между прочим, да еще и в изрядном числе. Коль мой экипаж в шлюпке сподобиться взять по фузее в каждую руку и ногу, тогда в огневой мощи будем примерно равны. Недостающее количество стволов явно придется компенсировать красноречием, если оно соизволит выбраться из пяток, куда убежало за компанию со всем остальным.

Грозно прокашлялся, и, насупив брови, задал совершенно дурацкий вопрос, почему разгружают струги в не положенном месте. Дурацким, он показался не только мне, все присутствующие посмотрели на князя как на больного, даже команда шлюпки. А что делать? Начни кричать, что они расхитители и все арестованы — стрельба начнется сразу. А теперь есть небольшая пауза, которую поспешил заполнить.

— Так по чьему слову, добро государя, да воинов его верных, столь тайно разгружают?

По примеру Петра, повышал голос к концу фразы, одновременно вдевая в кармане пальцы в успокоитель, и идя в сторону наиболее богато одетых разгружателей. Ответ на мой вопрос был очевиден мне самому, нужно было только понять, кто отвечать начнет. Дослушав до «ты бы князь…» применил успокоитель на обозначившемся главном, немедленно начав кричать, распаляя себя, мол, «Меня! Князя! ТАК оскорбить! Ну все…»

Уже сам не помню, что орал, но дыбы и колья там вроде присутствовали. Надо завязывать тесное знакомство с повадками Петра, а то нахватался всякой жути.

Второй молокосос, явный родственник успокоенному, попытался что-то гневно вякнуть, дурашка. Не мне надо было отвечать, а команду к стрельбе давать. Теперь у меня было два успокоенных и возможность еще потянуть время, в бурном выражении чувств.

На этот раз, не забыл вплести в тираду, что прямо сейчас, сделают четыре капральства моих абордажников, со столь непочтительными грузчиками. После чего, приказал экипажу шлюпки грузить успокоенных, и двигаться в Азов. Вместе со мной, разумеется.

Ермолай не посрамил школы святых братьев, помянул кого надо и как надо, даже гиену приплел, хорошо получилось, явно внесли сумбур в мысли грузчиков. Надо пользоваться моментом и быстро сматывать, другого шанса не будет. Оттолкнул шлюпку, заскочил в нее и уже с воды велел грузчикам загружать обратно струги и идти в Азов за нами следом, а мои капральства это проконтролируют, кто сам придет, с того вину можно будет и снять. Говорил много, стараясь максимально долго держать на себе внимание, и не давая задуматься, что свидетели уходят. Но неприятное движение на берегу все же наметилось.

Велел рулевому, как отойдем на пару десятков метров от берега, нырять из протоки в камыши. Видимо этот нырок и послужил спусковым крючком начала баталии. Хотя, думаю, нам все равно уйти бы не дали.

Шлюпка уже раздвигала носом камыши, и передние гребцы вынимали весла из вилок, начиная пользоваться ими как шестами, когда грохнул одинокий выстрел, прошуршавший камышом над самой шлюпкой. Вот это и был детанатор. Нервы у всех звенели как струны, и массированные залпы не замедлили прогреметь с обеих сторон, с нашей куцый, а со стороны берега полноценный и смертоносный.

Корму нам просто размочалило, и несчастный рулевой принял большую часть того, что прописали всем нам. Но нам хватило и остатков.

Над головой шел зеленый дождь, медленно осыпающихся стеблей тростника, забрызганных алыми каплями. Стоп кадр, зеленые хлопья, щепки и кровь. Ермолай, привалившийся ко мне на грудь. Передние четыре гребца, оставшиеся наиболее целыми, со страшными богохульствами толкающие шлюпку через тростник к чистой воде. Мои руки, забрызганные красными каплями, и удерживающие привалившегося Ермолая. Гаденькая мысль прикрыться им от следующего залпа. Корма шлюпки, вся в белой щепе, и красных потеках из лежавших друг на друге тел.