На тракте нас никто больше не беспокоил, все же сотня морпехов не добавляла решительности ловцам удачи, если такие и прятались по обочинам.
И до места добрались без приключений, вот что значит грамотное планирование.
Приключение нас ждало на месте. Не знаю, что там написал отец Ермолай, но завод готовился к долгой и кровопролитной войне. Кроме работающих, как проклятые, цехов, новыми реалиями стали два земляных редута, у верфи и на впадении мельничного ручья в Двину, то есть по краям завода. И это зимой! В дикие морозы! Редуты, правда, небольшие, но зато венчали их орудийные башни, грозно поводя парой трехдюймовок и курясь тонкой струйкой дыма. Страсти-то, какие! То, что морпехи были с оружием, меня удивить уже не могло, логичное продолжение. Спрашивать, кого ждем в гости, не армию ли султаната в полном составе, было как-то неудобно, настрой у всех был боевой и приподнятый. Но эта пара башен меня добила. Спросил, кто хоть внутри и чего им там спокойно не сидится. Объяснили, что в башнях дежурят пушкари, а стволами и башней поводят, чтобы не примерзали. А сама башня стоит на невысоком срубе, который просто засыпан, так что там их трое, один сидит внизу и топит нашу походную печку, и снаряды там же держат, самоубийцы, а двое дежурят в башне. Слов нет. Точнее есть, но они их не заслужили, скорее отец Ермолай. С отцом поговорю отдельно. А теперь время всех хвалить и рассказывать, как ими горжусь. Что является чистой правдой. Бог с ним, что нам вся эта фортификация не нужна, зато народ теперь видит, что у нас все серьезно и гордиться, а главное, пушкари на настоящих башнях тренируются. Пусть так и будет. Весь вечер народ гулял. В честь возвращения даже пальнули из одной башни, болванками, разумеется, и постреляли из ракетниц. Надо народу напряжение снять, завтра начну плавную демилитаризацию. Башни оставлю, очень уж они украшают пейзаж.
Пару дней носился, как тайфун, по верфи и заводу, решал накопившиеся проблемы и создавал новые. Потом уехал на соломбальские верфи, пока еще лед стоял, для проверки готовности винджаммеров. Отъезжая, обещал пушкарям устроить, по возвращении, экзамен на тренажере.
В Архангельске развил не менее бурную деятельность, пользуясь тем, что Апраксин остался в Москве и собирался в Азовский поход. В Москве мы с ним встречались всего несколько раз, он к Петру старался держаться поближе, но про свое вынужденное самоуправство на верфи ему рассказал, что бы обид потом не было, и получил отпущение грехов, под штоф и в офицерской компании. Теперь вот решил нагрешить с новой силой. И мне это вполне удалось. Все работали теперь только на два винджаммера, и покрытие их листами шло буквально на глазах, догоняя еще не закончившуюся обшивку последним слоем досок. Думаю, мачты будем ставить вместе, тут и в Вавчуге. Символично. Уехал обратно, боялся, что река вскроется.
Соревнования башнеров устроил с размахом. Стреляли они у меня по всем пяти щитам, расставленным произвольно, по всему полигону. На стрельбы собралось много зрителей, так как про экзамен, отъезжая, имел глупость сказать прилюдно. Велел подогнать к полигону кухню, от чего народу сразу существенно добавилось. Всем пушкарям давали три попытки, по два патрона на мишень и ограничивали время двумя минутами, о чем отбивали склянками. Вот тут я серьезно задумался. Они на полигоне тренируются без затычек в ушах, а на корабле что делать? Хорошо, что хоть дежурные в башнях сидят, заткнув уши, пусть привыкают. Надо срочно придумывать систему коммуникации с глухарями в башнях. А то они мне настреляют, пожалуй. Отложил мысль до вечера. Впереди был увлекательный марафон пушкарей. Думаю, при таком стечении народа они выложатся по максимуму, вот я и посмотрю, какой он у них, этот максимум.
Стреляли довольно средненько и это при том, что качальщики платформы, пушкарям явно подыгрывали, изображая пологую и спокойную зыбь. Сделал вид, что не заметил, дал отстреляться всем пушкарям по первой попытке. Первую попытку пушкари сделали на оценку — хорошо. В промежутке, отвел качальщиков в сторонку и задал один единственный вопрос
— Уважаемые, когда в море, в свежую погоду, наши пушкари не попадут ни в один вражеский корабль, на вашу совесть ляжет ответственность за четыре сотни душ, а то и более. Думайте, и сменщикам мои слова передайте.