Бронепоезд «Гандзя». Повесть

Посоветовавшись со своими товарищами на бронепоезде, я начал действовать. Машинист Федор Федорович сказал, что самое главное подготовить в срочном порядке паровозы: шестнадцать паровозов - не шутка получить их в такую разруху! Требовался свой глаз в депо, и я послал туда Федора Федоровича военным комендантом (вот где пригодился запасный машинист, он и встал к паровозному рычагу на бронепоезде). Важно было также собрать по многочисленным станционным путям эшелоны и, согласно номерам, объединить их в колонну. Это хлопотливое дело я возложил на матроса: стал он у меня на время военным комендантом по маневрам, и в подчинение к нему попали паровоз-«кукушка», а также все жмеринские сцепщики, смазчики и составители поездов. Панкратов сказал, что надо усилить охрану станции, потому что в возникшей сутолоке могут причинить нам немало вреда вражеские диверсанты: например, примутся тайком портить паровозы или расхищать из вагонов ценные грузы. Вскоре панкратовские патрули, вооружившись трофейными ручными пулеметами, уже расхаживали по станции, пристально наблюдая за всем происходящим.

Когда мои коменданты сделали свое дело и все шестнадцать эшелонов с паровозами были выставлены за семафор, я еще раз осмотрел станцию. Опустела Жмеринка, осиротела… Горько расставаться, но приходится.

Задержался я у выходной стрелки. Железнодорожные рабочие по моему указанию выбили несколько шпал из-под рельсов на сторону.

После этого на расчищенном месте я приказал выкопать колодец в полтора сажени глубиной.

Одна партия рыла колодец, а другая партия, под командой Федорчука, прикатила мне из эшелона пять пятипудовых бочек пороху.

Я завалил порох в колодец и взорвал.

Образовался огромный дымящийся кратер. А когда дым рассеялся, стало ясно, что всему поезду Богуша хватило бы этой ямы. Но я, конечно, не рассчитывал на то, что стальная черепаха опрокинется вверх тормашками: дураком надо быть, чтобы не разглядеть такого препятствия. Я хотел только, чтобы вражеский поезд застрял подольше на станции и не тревожил бы нас в нашем походе.

Закрыв таким образом выход со станции, я одолжил в кавэскадроне коня и поскакал вдоль колонны поездов, чтобы осмотреть свое хозяйство. Скакал, скакал, несколько раз переходил с рыси на шаг, давая отдыхать коню, а колонне все еще нет конца-краю. По пути я считал железнодорожные будки, и оказалось, что колонна наша растянулась ни много ни мало - на девять с лишним верст! И всю ее надо было протащить сквозь вражеское расположение… Конечно, среди пассажиров были и вооруженные люди - им велено, в случае нужды, соскакивать в придорожные канавы и отстреливаться. Ну а раненые? Тяжелораненому и с койки не встать, а вагонная стенка от пули не защита… А боеприпасы и другие ценные грузы? От вражеского обстрела все это могло вспыхнуть, загореться, наконец, взорваться… Нелегко у меня было на сердце, когда, погоняя коня, я обозревал свое хозяйство. Сотни людей, молча выглядывая из вагонов, с тревогой вверяли мне свою жизнь…

Надежда была только на бронепоезда. Во время боев за Жмеринку там по разным направлениям кроме моего действовали еще два советских бронепоезда. При отходе комбриг подчинил их мне, и один из них я поставил в конце колонны, замыкающим, другой - в ее середине. Своему поезду я поставил главную задачу - идти в голове и с боями пробивать дорогу для всех эшелонов.

Заканчивая осмотр колонны, я увидел из седла, что мой бронепоезд стал длиннее. Что бы это значило? Пришпорив коня, я постепенно разглядел вагон-платформу; на ней был устроен бруствер из мешков с землей, а в пролет выглядывала трехдюймовая пушка. Платформа была прицеплена к пулеметному вагону, она-то и удлинила поезд.

Я очень обрадовался такому «подкидышу». Было у меня одно орудие - и вдруг два! Притом они отлично дополняют друг друга: огонь гаубицы сокрушительный, но сектор обстрела узок, а трехдюймовка, при своем коротком лафете, может свободно поворачиваться в вагоне туда и сюда; она встретит врага и бортовым огнем. Ловко получается! Однако где же это мои ребята расстарались: такие вещи, как пушка, под ногами не валяются.

Остановив лошадь перед платформой с мешками, я спросил, кто тут есть, и тотчас из-за бруствера выглянули бойцы. Но незнакомые. Один из них, высокий чернявый парень, ловко перемахнул через бруствер, встал на краю платформы и, козырнув, представился. И этот умелый прыжок, и начищенные до блеска сапоги, и умение свободно, но вместе с тем по уставу держать себя - все это показывало, что передо мной не новичок, а опытный солдат из старослужащих.

- Давид Кришталь, - назвал он себя, - артиллерист-наводчик! - И объяснил, что орудие принадлежит 2-й полевой батарее, но временно прикомандировано к бронепоезду.