Бронепоезд «Гандзя»

— А про то нам не ведано, — сказал вестовой и подал мне шнуровую книгу: — Распишитесь в получении.

Я черкнул в книге свою фамилию и, предупредив соседнего бойца, что должен отлучиться на минуту, со всех ног бросился к полевому телефону. Телефон был у переезда, в стрелочной будке.

Вбежал к телефонистам, схватил с аппарата трубку. Требую комбрига. В трубке пощелкало, и я услышал его голос:

— У аппарата.

— Товарищ командир бригады! Говорит сапер Медников. Разрешите доложить.

— Говорите.

— В штабе писаря напутали что-то. Приказания ваши не по назначению засылают. Вот тут мне сейчас пакет прислали…

— Фамилия на пакете есть? — перебил комбриг.

— Есть, — отвечаю, — моя фамилия. Вот я и удивляюсь…

— Прочтите приказание.

Я прочитал раздельно, слово в слово.

— А подписано кем?

— Ваша, — говорю, — личная подпись…

— Ну так извольте выполнять приказание!

— Товарищ командир бригады, да я же сапер, вы, наверно, забыли; я в пушке ничего не понимаю… — заспешил я, чтобы он не прервал меня снова.

— Никаких пререканий в боевой обстановке. Будете командовать!

Я положил трубку. Схватил ее опять — дую, дую в рожок…

Ни звука. Уже разъединили.

Я вышел от связистов. Зажег в темноте спичку и еще раз прочитал приказание. «Командир… Да какой же я командир бронепоезда, — это же смех! Шестидюймовое орудие, пулеметы… Ну, при пулеметах, скажем, Панкратов и знающие люди, там ничего, обойдется… Но эта сверхмудреная гаубица! Куда ни взглянешь — цифры, микрометрические винты, стекла, линзы… Заправские артиллеристы и те путаются! Вон каменотес: сколько снарядов по батарее выпустил, и все без толку — так и ушла батарея!»

Спотыкаясь в темноте о рельсы, о шпалы, я возвратился на свой пост, на перрон, и зашагал по битому стеклу и щебню, ступая куда попало. «На первый случай, — думаю, — хоть бы артиллерийские команды припомнить. Как это у Богуша: засечка, отсечка… Нет, не то… Отражатель, вот как! »Орудие к бою. Отражатель ноль-тридцать, снарядом по угломеру…« Тьфу ты черт, не по угломеру, а по деревне! Нет, уж лучше молчать, чем так срамиться…»

Я дождался смены и побрел к вагону. Постоял, подержался за лесенку. Никуда не денешься! И в вагон придется войти, и командовать придется.

Я влез в вагон.

На лафете пушки стоял железнодорожный фонарь, прикрытый сверху мешком, и люди в полутьме обедали. Тут были каменотес с племянником, смазчик, матрос, Панкратов и с ним два или три пулеметчика, остальные пулеметчики стояли в охранении. Плотным кружком, плечо в плечо, сидели они вокруг пожарного ведра с надписью: «Ст. Проскуров». Я сразу узнал ведро — в нем я подавал воду для пулеметов во время боя.

Теперь все запускали в ведро ложки. Зачерпнет один, подставит под ложку ломоть хлеба, чтобы не закапаться, и отъезжает назад, дает место соседу.

Кое-кто, уже пообедав, пил чай. На полу стояла стреляная гильза, доверху наполненная кусками колотого сахара. Сахар макали в кружки, как сухари, и запивали чаем.

— Хрупай, ребята, хрупай, — угощал матрос, — это у нас нонче заместо жареного… А ты тоже не отставай, держи равнение, раз в бойцы записался, наставительно сказал он смазчику.

Смазчик держал перед собой огромный кусище сахару и, видно не зная, как к нему приступиться, только облизывал его.

— Да не пролезает в рот! — рассмеялся смазчик.

— Должно в тебя пролезть, ежели ты кок. Коки знаешь какие бывают? Во! Матрос надул щеки, выпятил живот и, привстав, досыпал в гильзу еще сахару из шестипудового мешка.

Когда я вошел в вагон, каменотес что-то неторопливо рассказывал. Остальные внимательно слушали, не сводя с него глаз. «И за те карбованцы наш помещик, польский пан, утопал в роскоши…» — услышал я слова.

— Садись, товарищ, — сказал мне каменотес, перестав рассказывать, и уступил свое место у ведра. — Борщ добрый! В поселке, спасибо, сварили, кок наш расстарался! — И он подмигнул смазчику.

Я взял ложку и стал выуживать из ведра куски мяса и сала.

Жую, глотаю, а сам все думаю про свое. Выходит, что я теперь командир… Надо об этом объявить, а язык не поворачивается. Ну ладно, сначала поем…

Обед подходил к концу. Я встал и громко сказал:

— Товарищи, я назначен к вам командиром… Командиром бронепоезда.

Все повернули ко мне головы, иные привстали, словно желая получше меня рассмотреть, но никто не сказал ни слова.

Только каменотес, выполаскивая у борта ведро с остатками борща, вздохнул и негромко промолвил:

— Командир всегда нужен. Без командира мы — что дети малые без батьки.

Я понял, что он подтрунивает надо мной. Он был вдвое старше меня и еще вдобавок артиллерист. Ведь еще сегодня утром он командовал во время боя, а я по его указке вдвоем со смазчиком хвост у орудия ворочал.

Но я смолчал. Стою и молчу — язык у меня словно прилип к гортани…