Броневержец

У обочины дороги стояла телега с дровами, запряженная породистой вороной лошадью. Дрова были напилены из худых, кривых сучковатых стволов. Легко одетый подросток в тюбетейке переносил их под навес. Рядом с бричкой стояли три женщины в темных паранджах, скрывавших их до пяток. Одна из них держала лошадь под уздцы, а две другие стояли рядом с небольшими узелками.

Дальше вдоль обочины парковались большие разноцветные автобусы, легковые и грузовые машины. По лицам мужчин, топтавших рядом жирную глинистую грязь, было понятно, что они перебиваются здесь уже не первый час, не имея возможности следовать дальше из-за скопившейся на дороге военной техники. Беспрепятственно вдоль обочин дороги продвигался только гужевой транспорт, запряженный преимущественно ослами. Там же степенно проходили небольшие караваны длинношеих верблюдов, ведомых погонщиками. Вокруг караванов бегали рослые собаки, не обращавшие внимания на стоявших у дороги людей.

— Шурик, а чего они здесь все такие закутанные?

— Им обычай запрещает лицо открывать — местный старый пережитки, как у нас до революция.

— Значит, как я понимаю, до полной победы социализма мы с тобой тут на танцы не попадем? Хрен с ними, с танцами! В кино ходить будем!

Полотно дороги крутым виражом сходило в узкое ущелье между двумя гранитными скалами. Они напоминали два утюга, развернутых друг к другу гигантскими подошвами, образующими узкий нерукотворный коридор, куда впадала дорога. Низко висящие облака не давали возможности разглядеть скалистых вершин, но мощь дыбившейся впереди каменной породы ясно подсказывала Лехе, что эти горы намного превосходят виданные им Карпаты.

Теплый, поступающий с пустыни воздух, ударяясь о холодные гранитные стены ущелья, превращался в густой туман, оседавший на его дне. Очертания дороги тонули в его белизне, порождая у Лехи судорожное напряжение под диафрагмой. Машины с включенными фарами одна за другой исчезали в молочной сырости разлома, мгновенно поглощавшей их красные габаритные огни.

Широко раскрытыми глазами Леха с Рахимовым наблюдали за тем, как нос их бэтээра сначала коснулся плотной туманной занавеси, а потом мягко поплыл внутри невесомого белесого, струящегося по броне облака, с трудом высвечивая фарами не более пяти метров темного асфальтового полотна.

— Ух! Как на подводный лодка идем! — восхитился Рахимов. Он быстро вылез в люк, уселся на броню и стал громко кричать: — О-о-о-о-о-о! О-о-о-о-о! Дембель дава-а-а-а-а-а-й! О-о-о-о-о-о! Дай мне пива-а-а-а, водка та-а-аз! И про демем-бел-я-я-я прика-а-а-аз! О-о-о-о-о! Дембель дава-а-а-ай!

Рахимов орал как душевнобольной, болтая внутри кривыми ногами, задевая Леху подошвами грязных сапог. Но тот воспринимал этот припадок дембельского идиотизма нормально, справедливо полагая, что каждый солдат имеет полное право высказаться о наболевшем, особенно на втором году службы.

Ущелье меж тем плавно поворачивало и забирало вверх. Впереди уже ясно маячил просвет. Близость выхода его и весело орущий на броне Рахимов прибавили Лехе оптимизма, а он в свою очередь — газу своему железному коню, стремясь поскорее вырваться из расплывчатого каменного плена. Бэтээр поддал ходу, Рахимов качнулся на броне, дрыгнув ногами, и спустился на место. Каково же было их удивление, когда на выезде из ущелья им в глаза ударил яркий солнечный свет, а смотровые окна залила небесная синева. Облака остались там, у входа в этот красивейший горный островерхий мир. Горы не пускали их сюда, став на пути могучим заслоном. Они высились по обе стороны дороги, оставляя для нее лишь узкую полоску, змейкой черного асфальта исчезающую за следующим поворотом. Редкие кучевые облака, как украшения, висели на груди высоких заснеженных вершин. Машины казались маленькими, гуськом ползущими зелеными клопами. Мощь военной армады, еще недавно сотрясавшей воинственным железом пустыню, представлялась в настоящий момент мизерной и нелепой внутри этого несокрушимого спокойствия великого каменного океана.

Двигатели осатанело рычали, затаскивая на подъем неуклюжее бронированное тело бэтээра. Леха сильно сжимал руль, будто старался передать ему часть своей энергии. Рахимов тоже напрягся, вцепившись руками в боковые дужки сиденья и слегка подался вперед, словно тянул бэтээр на себе. В повороте дорога резко пошла наверх. Педаль газа, вжатая до отказа в пол, выдавливала из движков истерический визг. Казалось, сейчас бэтээр встанет и покатится под откос. Но тот упорно нес вперед свою рыдающую пустотелую личину, покачивая тупым носом, победно демонстрируя разрисованные гвардейские бока обступавшим его с обеих сторон каменным глыбам.

Леха радостно барабанил ладонями по рулю.

— Да он и черта, я смотрю, на первой скорости в гору вытянет! Во дает, пенек старый!

Преодолев первый на их пути подъем, они покатили по узкой горной долине. Стало заметно прохладнее. Через открытый люк на Леху потянул ледяной ветер, а передние смотровые стекла запотели. Он захлопнул крышку люка и прибавил оборотов печкам обогрева.