Броня. «Этот поезд в огне…»

По возвращении Пчелинцев доложил полковнику об уничтожении снайпера.

— Я же просил живым взять! — Полковник был зол.

— Эсэсман, сам застрелился.

Полковник остыл. Он понимал, как было трудно вычислить по следам и догнать снайпера. Такие бойцы, что с нашей, что с немецкой стороны, были профессионалами высокого класса.

— Ладно, собаке – собачья смерть. А где взвод охраны?

— Наверное, «особист» их уже до самой Москвы довел, цепью…

— Пошути мне! Скройся с глаз долой!

Можно подумать, лицезреть начальство – великая радость.

«Особист» с солдатами вернулся, когда штаб уже работал в своем обычном режиме. Узнав новость о снайпере, внешне никак на нее не отреагировал, но злость затаил.

Разведчики не любили «особиста». До него на этой должности был толковый мужик, но он погиб при бомбежке. Вот того уважали: уж если он брал кого-то в оборот, так за дело. А нынешний больше власть свою показывал, втихую пьянствовал да доносы от сослуживцев на товарищей собирал. Только в разведке друг на друга не стучали, и если бы узнал случайно кто, стукачок прожил бы до первого выхода на «нейтралку».

Следующей ночью за линию фронта ушла группа из второго взвода. Вернулась она на следующую ночь – разведчики притащили унтер-офицера взвода связи. Чин невеликий, но знал унтер много, не меньше иного генерала – ведь через взвод связи шли шифрованные переговоры корпуса. И на допросах в разведотделе унтер-офицер «пел» без остановки.

Ввиду ценности пленного его переправили в штаб армии – там и переводчик хороший был.

Через пару недель непосредственные участники захвата получили по медали «За отвагу». Медаль эту бойцы на фронте ценили, штабным такие не давали.

Старшина из второго взвода с дружками награду обмыл, как полагается, но в меру, и направился в банно-прачечный отряд, к зазнобе – наградой похвастать. Да на свою беду, «особиста» встретив, честь ему не отдал. А тому разведчики – как заноза в пятой точке.

«Особист» взвился от негодования:

— Почему командиру, старшему по званию, честь не отдаете?

Старшина был на кураже и послал «особиста» куда подальше.

Разъяренный «особист» остановил проходящих пехотинцев и указал им на старшину:

— Арестовать!

Сопротивляться и усугублять этим свою вину разведчик не стал, сам снял пояс с кобурой и ножнами.

«Особист» занимал отдельную маленькую избу. В одной комнате было что-то вроде кабинета, в другой – кровать. Для арестованных во дворе – крепкий сарай. Когда были арестованные, автоматчик из взвода охраны стоял на посту и караулил задержанного.

Старшину сразу заперли в сарае, а «особист» принялся строчить командиру дивизии рапорт. Да, пьяный старшина второго взвода не соблюдал требования Устава, оскорблял матерными словами советского командира и пытался ударить его.

Командиру разведроты инцидент стал известен уже через полчаса.

Выручить из беды разведчика, собрата – святое дело, и Пчелинцев отправился к «особисту» – надо было заминать конфликт. Но у «особиста» взыграла гордыня, и он решил потоптаться на разведке и досадить Пчелинцеву. Примирения сторон не получилось, хотя лейтенант «особиста» уговаривал.

Пока суть да дело, вечер настал, а может – Пчелинцев специально резину тянул – кто поздним вечером рапорт комдиву понесет? Дело-то не срочное. Только накликал «особист» на себя беду.

Пчелинцев наедине разговаривал с командиром первого взвода Гладковым, и о чем они шушукались в пустой землянке, никто не знал.

А утром у избы «особиста» прогремел взрыв. Свиста мины или снаряда никто не слышал, и надо ли говорить, что разведчики подхватились.

Одним из первых у места взрыва оказался Гладков.

Пчелинцев, как бы невзначай, очутился у сарая и приказал часовому бежать за санинструктором. Стоило ли сомневаться, что к моменту, когда прибежали штабные и санинструктор, сарай был пуст? Об арестованном никто и не вспомнил – бумаги на него в штабе не получали. А когда проверили дела на столе и в железном ящике у «особиста», обнаружили только доносы.

Для выяснения причины взрыва вызвали саперов. Те предъявили хвостовик мины, причем немецкого производства, и картина стала ясна.

Останки «особиста» похоронили с воинскими почестями, в закрытом гробу, потому как части тела собирали долго. Видимо, «особист» насолил многим, иначе появились бы вопросы: как упала немецкая 81-миллиметровая мина у избы «особиста», если дальность полета ее от передовой была на километр меньше?

Но выглядело все реально, многие ничего не заподозрили – мало ли на фронте случаев трагической гибели солдат и офицеров?

Через несколько дней прибыл новый «особист», и некоторое время он пытался опрашивать бойцов, даже осколки мины из бревенчатой стены ножом выковыривал. Но вел он себя смирно, к разведчикам попусту не приставал. То ли сам понял, то ли надоумил кто – каждый хотел на войне выжить. Только одни под пули шли, а другие за их спинами отсиживались. Бродил потом по дивизии неясный слушок, но доказательств не было, так он и затих со временем.

Глава 5. «Аристократы»