Бронте

Затем Шарлотта продолжила обучение сестёр, они по-прежнему занимались ежедневно. Отец не жалел своих скудных средств на покупку книг и выписку журналов, поощряя, как и прежде чтение детей, которое тётя держала в должных, по её мнению границах, заставляя девочек вникать в ведение домашнего хозяйства. По воскресеньям сёстры посещали воскресную школу и добросовестно делились своими знаниями с детьми бедняков. Главным преподавателем, конечно же, был Патрик Бронте. Он знакомил их с деяниями святых отцов, толковал Священное писание и рассказывал о тернистом пути Иисуса Христа. Дети записывали имена и важные события тех далёких времён на грифельных досках, которые служили им вместо тетрадей. Небольшие прямоугольные шиферные пластинки лежали на коленях и их усердные пальчики выводили грифелем буковки, такие непослушные, что трудно укладывались в ровные строчки. Преподаватели школы не утомляли учеников бесконечно долгими уроками. В середине занятий устраивался перерыв. Тогда дети могли спокойно съесть принесённый с собой обед, удобно разложив его на противоположной стороне доски, как на подносе.

* * *

Эллен посетила семейство Бронте летом следующего года. Подругам хотелось встретиться намного раньше, но не позволила погода, холодная, даже весной. Эллен была приятно удивлена, она не встречала ещё ни одну семью, все члены, которой так умны и оригинальны. В свою очередь гостья завоевала расположение не только их, но и Табби, случай редкий. Доброе мнение строгой служанки ценилось, и было полезно для посетителей пастората, но далеко не все его заслуживали.

Наступившая зима оказалось на удивление дождливой и сырой. В редкие дни, когда затихал дождь, ни один лучик солнца не мог пробиться сквозь преграду из плотных серых туч. Дышать тяжёлым воздухом, насыщенным влагой становилось трудно. Многие жители Хауорта захворали. Но всем местный доктор помочь был не в силах. Жалобные и скорбные звуки похоронного плача зачастили на кладбище. У Патрика Бронте всё его время заняли печальные обязанности. Тоскливая атмосфера и сырость торфяного болота не располагала к прогулкам, и дети часто сидели дома.

В феврале Мэри, школьная подруга Шарлотты известила её, что Эллен вскорости должна уехать в Лондон. Для Шарлотты столица Англии столь же недоступна как Древний Рим или Вавилон, и она была уверена, что такой большой и блистающий город поразит и очарует Эллен. Каково же было её удивление, когда в письмах подруги Шарлотта не обнаружила ни аффектации, ни восхищения эффектными лондонцами и столичными достопримечательностями, ни презрения к родной равнине. Шарлотта восторгалась подругой, которая не попала в блестящий плен столицы и осталась верна своему родному йоркширскому пейзажу, в то время как саму её манил Лондон, тогда ещё недосягаемый для неё старинный город, где находились покои королей, вершителей судеб страны.

Глава четвертая. Разочарование.

Через год, в середине лета в пасторате обсуждался семейный план. Главный вопрос – выбор профессии для Брануэлла. Умственные способности этого уже восемнадцатилетнего юноши признавались всеми и вселяли к нему благосклонность среди членов семьи и уважение отца, который умудрялся выкраивать из своего скромного дохода на учёбу единственному сыну, гордости, надежде и опоре их фамилии в будущем. Патрик Бронте, часто хворавший последние годы, придерживаясь диеты обедал в одиночестве, дабы не подвергнуться искушению съесть что-нибудь, что может повредить ему и по настоянию доктора старался пребывать в тихой и спокойной обстановке в те немногие часы, что оставались от службы. Это привело к тому, что отец не смог полностью контролировать поведение сына, и не знал о посещениях Брануэллом трактира «Чёрный Бык».

Когда случалось одинокому заезжему путнику скучать над бутылкой ликёра, хозяин «Чёрного Быка» говорил ему:

– Сэр, Вы хотите, чтобы кто-нибудь помог Вам с Вашей бутылкой? Если Вы согласны, позовём Патрика. Он отменный собеседник и вмиг развеет вашу скуку.

Посылали за Патриком, сельчане называли Брануэлла его первым именем. Завсегдатаи «Чёрного Быка» хвастались смышлёным и начитанным пареньком, как местной достопримечательностью. Провоцировали его высказывать свои суждения о политике, литературе, живописи. Для деревенских ребят он был как живая книга, содержание которой они мало понимали и от этого ещё больше ценили своего учёного приятеля, который совсем не зазнавался, но требовал уважения к своим способностям. Брануэллу нравилось публичное восхищение его персоной. В перерывах между развлечением посетителей кабачка Брануэлл увлечённо рисовал.

Он пытался запечатлеть своих сестёр на холсте…

– Энн, не шевелись, мне трудно уловить твои черты, – сказал Брануэлл.

– А, я не виновата, что не могу удержаться от смеха, – оправдывалась младшая сестра.

– Хорошо, сестрички, смешить вас больше не буду, а расскажу вам немного страшную историю, которую недавно придумал.