Bronza

Не забыв про «воздаяние», у себя в спальне он ждал его прихода с особым волнением, но заснул, так и не дождавшись. Тот пришел глубокой ночью. Бесцеремонно разбудил, включив свет. Шумно плюхнулся на кровать. Рассмеялся. Без фрака, рубашка на груди перепачкана чем-то красным. Расстегнутые манжеты, свисая, красиво оголяют запястья. Заметив в его руке бутылку любимого отцовского «Принца Периньяка», Герхард удивился.

– Ты хочешь выпить? – спросил он, приподнявшись на локте.

– Нет, меня мучает жажда… – ответил Генрих, посмотрев на него долгим-долгим взглядом. Глаза его казались пугающе странными. Вокруг сузившихся зрачков то и дело вспыхивали багровые искорки. – Я хотел бы выпить тебя… до последней капли… – произнес он задумчиво.

Герхард проглотил слюну.

– Это комплимент, да? Ты так сильно хочешь меня?!

– Не тебя… Твоей крови… В это время я всегда хочу крови…

Неожиданно Генрих рванул на нем пижаму, провел ногтями по голой груди. Тут же, отозвавшись ноющей болью, быстро набухая кровью, на коже обозначились четыре длинных пореза. Не заметив в его руках ничего похожего на лезвие, Герхард испуганно вздрогнул. И вскрикнул от новой боли. Пролитое на грудь спиртное обожгло раны.

– Не надо, не кричи… Не дразни меня… – зажав ему ладонью рот, Генрих вдавил его головой в подушку. – Я могу забыться и сделать тебе по-настоящему больно…

Заставив вздрогнуть от боли снова, провел ногтями по голому животу Герхарда. Продолжая оставлять на нем все новые и новые порезы, слизывал кровь с его кожи, запивая коньяком прямо из горлышка. А он еле сдерживал крик, чувствуя, как в Генрихе просыпается что-то темное, страшное.

Это «что-то», проснувшись, пока еще лениво потягивалось и зевало, игриво выпуская и пряча когти. Но как долго Генрих сможет контролировать себя – балансируя между добром и злом в своей душе, Герхард не знал. И захлестывающий его волнами неподдельный страх заставлял сердце биться часто и неровно.

Склонившись к нему, Генрих поцеловал его, и он ощутил на его губах металлический привкус собственной крови. В этом было что-то запредельное. Невозможное. Недозволенное. Он невольно застонал, и голодный зверь тут же подмял его под себя. Ему был преподан еще один урок. Узнать, что его божество многолико, как и его любовь. Наслаждение, что Генрих дарил ему, было пронзительным и таким острым, что каждый следующий миг, каждый следующий вздох казался последним. Той ночью он впервые плакал от счастья.