– Марк, проснись!
Получив локтем в бок, он охнул и открыл глаза. Уже стемнело. Вдоль набережной зажглись фонари, отражаясь желтыми пятнами в черной воде. Но возле них фонарь почему-то не горел.
– Вон она… соберись, – тихо сказал Имонн, и он проследил за его взглядом.
Пожилая нищенка, колыхаясь своими жирными телесами, направлялась в их сторону, толкая перед собой покореженную тележку из супермаркета, забитую всяким хламом. Отлично! Марк притворился спящим. Противный скрип тележки затих рядом со скамейкой, на которой они сидели.
– Молодой человек, не стоит спать на улице в такой час! Так и заболеть недолго! – проявила женщина заботу о его здоровье. Неискренне и уж очень льстиво.
С хрустом потянувшись, он широко зевнул, делая вид, что она его разбудила. Нищенка окинула его цепким, оценивающим взглядом и тут заметила Байю.
– Ах, простите старуху глупую! – запричитала она плаксивым голосом профессиональной попрошайки. – Ты не один? С тобой дитя…
Морщинистое лицо старухи расплылось во все понимающей гаденькой ухмылке.
– Что ж не ведешь к себе домой? По одежде вижу, живешь небедно. Смотреть тут на ваши шалости… – она порыскала глазами по сторонам и продолжила: – Народ здесь разный ходит, могут и обидеть… Полиция, эти тоже сюда заглядывают! – толстуха заговорщически подмигнула обоим.
– Да вроде бы никого нет… – Марк непонимающе огляделся вокруг. – А вы о чем, собственно, добрая женщина? – спросил он.
Имонн громко фыркнул.
– Тупица! Она нас за воркующих голубков приняла! – пояснил он.
Вспыхнув, Марк отдернул руку, обнимающую плечи мальчика, и как-то неестественно выпрямился. «Как она смеет? Жаба!» – потемнели от гнева его глаза. Заметив, с какой злостью он смотрит на нее, нищенка вновь запричитала.
– Ах, ошиблась я, старая… Простите-простите! – всплеснула она руками в рваных перчатках, опять оглядываясь по сторонам. – Здесь часто разные парочки милуются… Теперь разве разберешь, кто у вас там кто… У нынешней-то молодежи!
Оправдывалась перед ним старуха и все кланялась и кланялась. В такт ее кивкам противно скрипела тележка, в которую она вцепилась так, словно Марк собирался покуситься на это «сокровище». Но по выражению ее лица было видно, что на их счет она осталась при своем мнении. Он с трудом сдерживался, чтобы не врезать старой карге по-простому, без всяких там магических заклинаний. Наконец, перестав кивать и кланяться, нищенка вроде бы собралась уходить.
– А не найдется ли у вас, молодой человек, какой мелочи? Старухе на гамбургер! – поклянчила она на прощание.
– Найдется! – Марк полез в карман. Подобравшись, ощутив приятную дрожь охотничьего азарта. Игры закончились.
В темных глазах нищенки мелькнул плотоядный огонек, когда его руки замерли над ее раскрытыми ладонями. Во рту, на языке, зашевелились присоски. «С-сладкая, с-сладкая… Вот сейчас, еще мгновение, она схватит доверчивого глупца за руки и высосет его сладкую жизнь… А после закусит и мальчишкой!» Выпущенное щупальце незаметно уже подкрадывалось к кроссовкам Байи.
Марк разжал пальцы. Горсть монет прожгла ей ладони насквозь.
– А-аш-ш! Ищ-щей-ка! Проклятая пси-и-на! У-уу! Нне-на-вижу-у!! – зашипела, заметалась в Заклинающем Круге старуха, теряя человеческое обличье.
Имонн уже стоял у нее за спиной, напротив Марка. Хлопнули ладони, запечатывая нечисть. Повинуясь заклинанию, от земли отделился еще один круг, следом второй, третий. Раскалившись докрасна, они завертелись и со страшной силой, с визгом рассекли воздух. Приговор был зачитан и приведен в исполнение. У твари было только одно право – умереть.