Bronza

Приказав, чтобы трогались, лорд Октавиан положил трость рядом с собой на сиденье. Закинул ногу на ногу. Сцепил пальцы на колене, сквозь кожу перчаток чувствуя, как сильно замерзли ладони. Не спасала даже медная жаровня с углями, предусмотрительно поставленная на пол кареты. Как будто смертный мрак, в котором он пребывал так долго, остался у него в крови или, вернее, вместо нее. Медленно растекаясь по венам колючим ледяным крошевом. Любопытствуя, он даже порезался специально, но потекла обычная красная человеческая кровь.

У него неприятно дернулся уголок рта. После своего возвращения, а он называл это именно так (потому что «возродился», «воскрес» или «восстал из мертвых» своей высокопарностью безумно раздражали его), он постоянно мерз, и с этим ничего нельзя было поделать. Выпитая свежая кровь согревала, конечно, но недолго. Как ни странно, вино делало это лучше. Согревало его. Правда, от вина голова становилась слишком легкой, а он пока не был уверен, что может позволить себе быть настолько беспечным. Это тоже раздражало, вызывая приступы просто дикой злобы. Вот и сейчас, несмотря на то что оставил «поле битвы» победителем, все равно был не в духе. И, между прочим, очень сильно не в духе.

– Какого черта он приперся в Лондон? Испортил мне все настроение! Кто звал его сюда? – бросил он в темноту обитого бархатом замкнутого пространства кареты.

Раскачиваясь и громыхая колесами по вымощенной камнем мостовой, она везла его в респектабельный район Сент-Джеймс. В заново отстроенный после пожара особняк Колдуэллов. Лошади гулко цокали копытами по брусчатке пустынных, заполненных сизым туманом улиц. И бесплотными звериными тенями в тумане скользили миньоны, сопровождая карету господина.

– А разве не вы горели желанием увидеть его, милорд? – ехидно откликнулась темнота.

Мелькнувший за окном уличный фонарь бледным пятном света выхватил фигуру женщины, сидевшей напротив. Его спутница куталась в белую меховую накидку.

– Сударыня? Какая неожиданная встреча! – воскликнул он с фальшивой радостью. – Вы уже дважды, за столь короткое время, почтили меня своим вниманием! Смею ли я надеяться, что ваши визиты не станут регулярными? Не хотелось бы умереть от скуки!

Его голос был полон ядовитого сарказма. И вдруг, резко подавшись вперед, грубо ухватился за муфту, куда она прятала руки.

– Или это семейный надзор? – спросил он, зло сузив глаза, и посмотрел так, что впору было отодвинуться от него подальше. – Только посмейте! И я устрою вам в этом милом городе… библейскую чуму!

– Да, и ты уже начал… – рассмеялась она глубоким, волнующим смехом. – Слышала, в семействе Колдуэллов прошел мор. И ты теперь единственный наследник! Октавиан, герцог Графтон, лорд Клеманс Колдуэлл! Пэр Англии!

Он ничего не ответил, но муфту отпустил и откинулся на спинку сиденья. Лениво покачивая ногой, наблюдал за тем, как она снимает накидку. Женщина была чудо как хороша, но сквозь фарфоровую, изысканно-утонченную красоту проглядывала необузданная чувственность, совершенно не свойственная английским леди.

Затянутые в черные перчатки изящные кисти рук кокетливо поправили тугой серебристый локон парика. По тонким запястьям скользнули браслеты, сверкнув холодным блеском алмазов. Продолжая прихорашиваться, его спутница поинтересовалась, собирается ли он посетить пышную церемонию празднования годовщины Реставрации. Он презрительно скривил губы, но, поддерживая светскую беседу, заметил с ледяным высокомерием:

– Я непременно почту сие торжество своим присутствием. И этого достаточно! Этот карнавал шутов, сатиров и потасканных ловеласов недостоин моего внимания, а тем более участия…

– Вижу, вы не в духе, милорд? Отчего же? От вашей светлости пахнет кровью, разве вы не насытились? – спросила она с лукавым блеском в темных глазах и облизала губы с таким видом, словно испытала внезапную жажду. – А он? Ты не убил его? Кровь на твоем платье – надеюсь, это не его кровь?

Он понимающе усмехнулся тревоге в ее голосе.

– Нет, не убил! Но, может быть, я сделаю это завтра… и заберу себе маленького пажа. Его вертлявая задница в пушистых штанишках прямо напрашивается, чтобы ей преподали несколько уроков жизни…

– Отчего это, милорд, вас так бесит маленький паж?! – полюбопытствовала она с тонким ехидством.

– Кто сказал, что он меня бесит? – глянул он холодно. – Совсем наоборот, меня бесит только этот тупица! Его дурные манеры! Разговаривает, будто какая-нибудь деревенщина! Можно подумать, его растили на конюшне. А великолепный клинок испанской работы! Что только за болван одолжил ему шпагу? Он же машет ею, словно палкой! – и брезгливо поморщился: – Его платье… фи, просто предел скромности! Наш простофиля случайно не сбежал из какой-нибудь семинарии? Такой постный у него вид!

Женщина рассмеялась с откровенной насмешкой.

– Так он все же произвел на тебя впечатление! – поддразнила она лукаво.

– Когда это я изъявлял такое желание?

– Ты уже несколько минут говоришь только о нем…

– Я убью его прямо сейчас… интересно, это также позабавит тебя? – наклонился он вперед.

– Тогда потеряешь все! – качнулась она ему навстречу.

Его глаза недобро сверкнули.

– Не играй со мной! – нахмурился он, недовольный игривостью ее тона. – Я не расположен сейчас разгадывать загадки… – и пообещал, становясь грубым оттого, что его вывели из себя: – Говори, почему я не должен был убивать его… или вышвырну тебя на дорогу, под копыта лошадей!

– Неужели столь долгий «сон» способствует такой раздражительной невоспитанности в обращении с леди? – не обратила она внимания на угрозу.

– Тебя-то я точно сейчас убью! Если не перестанешь дразнить меня! – он уже сидел рядом со своей спутницей и крепко держал ее за горло.

– В таком случае, ничего не узнаешь! – запрокинула она голову.

Грудь женщины взволнованно приподнималась в откровенном декольте. Платье из муара винного цвета, отделанное черным кружевом, очень шло к ее белой коже и пунцовым губам. Пикантная мушка с левой стороны груди означала, что леди в поисках нового поклонника. Он разжал пальцы. Его взгляд изменился, ее – наполнился бездонной чернотой.

– Негодник! Я отшлепаю тебя! – прошептала она.

– Позже! – отмахнулся он.

И вот уже, отбросив треуголку в сторону, жадным поцелуем припал к ложбинке между ее грудей. Вспыхнувшая между ними сиюминутная страсть окутала обоих сладким дурманом. Сплела их тела. Под тряское покачивание кареты он двигался маятником, вперед и назад, увеличивая темп и сокращая размах. Сладострастно постанывая, она царапала ногтями бархат его камзола. Его движения с каждым разом становились все более жесткими, грубыми. Ее вскрики все громче. Снедаемые жаром, опалившим их тела, они спешили насытиться своей страстью сполна. С глухим рычанием, визгом, кусаясь и царапаясь, пожирали они друг друга с ненасытностью голодного зверя, а насытившись, он первым оттолкнул ее и откинулся на спинку сиденья. Опустошенный.

– Мне стоит чаще приходить к тебе… – прильнув к нему, мечтательно произнесла она, покрывая поцелуями его ладонь.

– Тогда ты наскучишь мне… – отозвался он, отбирая у нее свою руку. Привел в порядок одежду. На пол кареты упал испачканный батистовый платок. – Я еду домой! Говори, зачем явилась, и убирайся! Я люблю спать один!

Отодвинувшись от него, женщина капризно надула пухлые губы. По голым плечам скользнули шелковистые черные волосы. В их идеальной густоте лилово серебрилась одна широкая прядь.

– А как себя чувствует ваша милость? – озаботилась вдруг она его здоровьем и спросила, не скрывая мстительности тона: – Поговаривали, юный Октавиан был нездоров? Слаб на голову! Это правда?

– О, к своей змеиной натуре ты добавила еще и жало скорпиона! – усмехнулся он в ответ. – Надеешься оскорбить? Напрасно стараешься! – резко схватив женщину за волосы, притянул к себе. Больно укусил поцелуем. – Неискушенный мальчик – он был обречен в этом семействе жадных волков! Я спас это прекрасное тело! А я разве болен… если ты об этом?

В ответ она рассмеялась тем же волнующим, превращающим в мягкий воск мужские сердца, смехом.

«Ехидна…» – подумал он.

– Не представишь меня своему царственному кузену? Говорят, Стюарт горяч и очень искусен в постели! – меняя тему, попросила она с игривым кокетством.

Его покоробило.

– Не знаю… у королевского ложа со свечой не стоял! А на свидание я его не приглашал. Карл не в моем вкусе! – ответил он довольно грубо.

– Негодный мальчишка! Все-таки я тебя отшлепаю! – она снова надула губы.

Он небрежно пожал плечами.

– Кажется, я удовлетворил твое любопытство? – и посмотрел с холодной требовательностью. Карета остановилась у подъезда его дома.

Она змеей скользнула в его объятия. Обвила руками шею. Прижалась к нему, к его губам жадным, ненасытным поцелуем.

– Я так рада твоему возвращению, mon cher!  – выдохнула она жарким шепотом. – Но меня просили передать тебе Поцелуй Матери! – с этими словами притянула к себе его голову. Пунцовые губы прижались ко лбу, заставив его вздрогнуть от внезапной боли и распахнуть сразу же ослепшие глаза.

Когда лорд Октавиан очнулся – он был в карете один. Некоторое время сидел, не двигаясь. Перед ним все еще стояла унизительная картина собственного падения.

– Я выколю тебе глаза… Я вырву твое лживое сердце… – наконец произнес он тихим, совершенно бесцветным голосом. И протянул в темноту руку, как будто тот, кому пообещал это, был совсем близко и можно было пальцами дотянуться до его горла. Застывшее ледяным спокойствием бледное лицо вдруг исказила безудержная, лютая злоба, словно бумажную маску, ломая красивые черты.

– А-а-а! А-а-а! А-а-а!

Лишь когда обрывки страусиных перьев от изорванной в бешенстве треуголки усыпали пол, наконец, смог взять себя в руки и перестал орать. С гримасой, мало похожей на улыбку, очень ласково пообещав кому-то поцеловать розы на его могиле, поправил кружево манжет, взял трость и покинул карету.

В холле особняка сонная прислуга встречала молодого господина, вернувшегося неизвестно откуда, на рассвете. Никто не смел поднять на хозяина глаз. Исходящее от него зло было почти осязаемо.

В спальне широкую кровать под парчовым пологом согревали своими телами две девушки. Возле камина, исходя паром, дожидаясь его, стояла медная ванна с горячей водой. Взмахом руки он прогнал служанок прочь; не выносивший с его чувствительным обонянием запаха человеческого пота, сбросил одежду и с наслаждением погрузился в воду. Демоны не воняли. Они вообще не имели запаха.

– Милорд, этот напиток из монастырских подвалов! Такого вам пока не доводилось пробовать! – радостно доложился один из миньонов, подавая хозяину венецианского стекла бокал.

Опрокинув в себя янтарную, пахнущую солнцем жидкость, он почувствовал, как по замерзшему телу разливается приятное тепло. Голова при этом легкой не стала.

– Завтра, непременно, поведаете мне… – поблагодарив взглядом, протянул руку за следующей порцией. Когда ночная сорочка тепло коснулась его кожи, наконец-то смог просто улыбнуться. – Сегодня вы спите со мной, – скорее попросил, чем приказал, и миньоны, повизгивая от удовольствия, завертелись вокруг хозяина.

Поглаживая густой волчий мех, прислушиваясь к тихому звериному сопению, он вспомнил лицо виконта. «Значит, я люблю тебя… мой глупый, простодушный брат… Значит, ты единственный, кто владеет мною? И мое сердце бьется в твоей груди – отданное тебе одному?! Означает ли это, что у меня теперь нет сердца? Какой же ты жадный, братец…» – подумал лорд Октавиан, засыпая.