Bronza

– Спаси меня, брат! Ну, пожалуйста, Энджун, забери меня домой! Я не пленник! Не пленник… – отчаянно плакал мальчик лет десяти, запертый один, в темноте. Черные волосы длинными спутанными прядями падали на заплаканное лицо. В простой одежде раба, но с золотым обручем на шее, с исхлестанной плетью, вспухшей багровыми рубцами спиной, в колодках, сидел он на полу и плакал от боли и унижения. Но сильнее боли сердце жгла обида.

– Ты же обещал!

Император проснулся, но продолжал лежать с закрытыми глазами. Горький детский плач все еще стоял у него в ушах. Он нахмурил темные, с изломом, брови, и страдальческая складка залегла в уголках губ, делая молодое лицо старше.

«Сон… опять этот сон… Зачем ты снишься мне, Рьюки? Что ты хочешь, чтобы я понял? Зачем возвращаешь меня памятью в прошлое? Я больше не маленький мальчик, и имя… Теперь я ношу другое имя…»

– Я заберу этого принца! – Низкий, совсем незнакомый голос прозвучал с грубоватой категоричностью.

– Но почему – он? Ему только исполнилось десять… и он совсем не готов к такой судьбе! – Голос старшего брата был непривычно взволнован, скорее даже расстроен.

Невольно подслушивая разговор, не предназначенный для его ушей, он осторожно выглянул из-за ширмы, на драгоценном черном дереве которой цвели золотые хризантемы и кружились в танце длинноногие цапли. Брат сидел у открытого окна и задумчиво смотрел, как цветущая в саду слива роняет свои белые лепестки.

На подоконнике палевый кот умывал лапой коричневую мордочку. Любимец Энджуна, он «собакой» повсюду ходил за ним. Даже глаза у кота были такими же ярко-голубыми, как у брата. И так же, как у Энджуна (когда тот злился), кошачьи глаза вспыхивали рубиновыми угольками, пугая окружающих. Но брат только смеялся, если кто-нибудь жаловался ему на это маленькое чудовище.

Засмотревшись на кота, он вздрогнул, услышав снова голос брата.

– Я приготовил другого – уже смирившегося со своей участью! Почему же он? – опять спрашивал Энджун.

– Простите, наместник, но я не вправе обсуждать волю нашего повелителя. Мне приказано забрать принца, у которого глаза цвета королевских ирисов, – ответил незнакомец.

Коренастый, широкоплечий, с резкими чертами лица и седой гривой волос, мужчина сидел в кресле напротив.

Плохо понимая, о чем говорят взрослые, он удивился: этот человек осмелился перечить брату, а тот не приказал убить его на месте?! Это было совсем не похоже на Энджуна. В семнадцать лет, после трагической гибели отца на охоте (отравленная стрела, прилетевшая ниоткуда, оборвала достойную жизнь их родителя), брат взвалил на свои неокрепшие плечи не только заботу о семье, но и управление всей провинцией Ляо Бан. За четыре года из неопытного юнца превратившись в настоящего правителя, умный, жестокий, властный, он железной рукой управлял провинцией, безжалостно подавляя малейший ропот недовольных. Кто бы захотел перечить ему? Или иметь своим врагом? Говорили даже, что у Энджуна нет сердца…

Император перестал хмуриться. Лицо его просветлело. Неправда! У брата было сердце! И брат любил его! Отвечал ли тот на его вопросы, учил ли стрельбе из лука или выводить иероглифы – он всегда чувствовал его заботу и любовь. Потому что, в отличие от других детей своего отца, они были сыновьями одной матери, и кровная связь между ними была намного глубже. «Как две горошины в одном стручке», – подумал Император.

Отец привез их мать из своего похода к морю. Во дворце ее не любили. Наверное, из-за очень бледной кожи и разного цвета глаз. Втайне считали морской девой, околдовавшей их господина, и боялись ее. Мать так и не вышла за него замуж, хотя отец и настаивал на этом. Она не сделала этого даже ради своих сыновей. Поэтому для всех они остались как бы незаконнорожденными. И вряд ли когда-нибудь Энджун стал бы наместником, не случись та внезапная смерть…

Поначалу смутная догадка, что убившая отца стрела могла принадлежать брату, превратилась в уверенность. Энджун считался одним из лучших стрелков и по праву носил на среднем пальце серебряное кольцо в виде головы сокола. Но даже если он пошел на убийство отца, чтобы занять его место… Теперь это уже не имело никакого значения. Император мысленно отмахнулся от своей запоздалой догадки – все заслонил образ смеющегося брата.

Сказав, что будущему наместнику не помешает умение управлять людьми, Энджун разрешил ему сопровождать себя на Совет. И как же он гордился им, видя, с каким глубоким почтением убеленные сединами мужи соглашаются с мудрыми не по годам решениями своего молодого господина!

Но самым замечательным, пожалуй, было время, когда, устав от власти, Энджун сбрасывал с себя одежды правителя, прогонял докучливую свиту и становился просто старшим братом. В дворцовом саду они оставались вдвоем. Тот, как раньше, читал ему книги или, растянувшись в тени дерева, мечтательно следил за облаками, рассказывая древнюю легенду о Двенадцати Священных Зверях – богах, поделивших весь мир на Двенадцать Царств. А он смотрел в его прекрасное лицо, слушал теплый голос, гладил мягкое серебро его волос и воображал себя одним из этих Священных Зверей. Любовь к брату переполняла его маленькое сердце, и он готов был умереть для него…