– Пока нет. Но я разговаривал с ребятами-экспертами, как мы и предполагали, убийства были совершены непосредственно в доме, о чем свидетельствуют следы крови в большой комнате, в спальне, на лестнице, на кухне, а также в салоне одного из автомобилей, а уже потом трупы были кем-то перенесены вниз, в сарай… Экспертам удалось обнаружить несколько пуль, застрявших в стенах, что говорит о том, что убийца, скорее всего, не профессионал, палил куда попало, плохо метясь… – Карпов, человек крайне эмоциональный, с трудом сдерживался, чтобы не жестикулировать. Получив диплом Академии права вместе с драгоценным направлением в прокуратуру, он долго готовил себя психологически к серьезной работе помощника следователя, а потому, зная свои недостатки или же качества, которые не могут быть присущи человеку такой профессии, как следователь прокуратуры, постоянно работал над собой, пытаясь избавиться от чрезмерной чувствительности, к примеру, от той же эмоциональности, хотя бы внешней, и природной веселости. Шесть трупов в усадьбе Прокундино – одно из первых его дел, да еще таких серьезных! Но Карпов почему-то воспринял его как инсценировку английского триллера – усадьба в канун Нового года, оказавшаяся под снегом, в ней – нарядно одетые дамы со своими кавалерами, и все мертвые… За роялем – манекен в рыжем парике. Разве не смешно? Живот надорвешь! Быть может, такое восприятие было связано со свойством его характера или с устройством психики, не говоря уже о сильно развитом инстинкте самосохранения: уж слишком страшное было это дело, так много трупов – и ни одной зацепки… Два дня ушло только на установление личностей погибших. Кроме этого, Карпов тщательно скрывал свою растерянность. Он знал, что дело – громкое, серьезное и требующее тщательной проработки всей информации. Но вот именно с этим-то у него ничего и не выходило. Он не мог, не умел, даже стеснялся ходить по квартирам и собирать информацию об интересующих его людях у соседей, не говоря уже о родственниках погибших. Он не знал, как ему себя с ними вести, в каком тоне задавать вопросы, чтобы и расспросить обо всем хорошенько, и чтобы не обидеть каким-нибудь нелепым вопросом. Он не умел даже состроить приличествующую этому ответственному мероприятию мину: не то изобразить скучного и мрачного следователя прокуратуры, немного циничного, а потому и бесцеремонного, не то, напротив, весь диалог построить на сочувствии. Пока он думал о том, каким быть ему, Славе Карпову, свидетели проходили мимо него прозрачными тенями, и он практически ничего не смог выяснить, так, всего понемногу, лишь самое общее. Все, с кем он общался в течение двух суток, смешались в его голове и запутали его окончательно. Никакой целостной картины ни по одному из погибших на той злополучной усадьбе в Прокундине у него не получилось. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как делать вид перед Тищенко, что он многое знает, но вместо того, чтобы пересказывать показания свидетелей, что само по себе является как бы фоном преступления, он пытается понять главное: мотив убийства… На самом же деле, сидя перед опытным и умным следователем, он чувствовал себя учеником, явившимся на урок с невыученным заданием. И ему было ужасно стыдно.
– Однако ему удалось убить шесть человек, – заметил, продолжая разглядывать снимок с изображенным на нем трупом Кисловой, Тищенко. – Вот так взять и застрелить. Всех подряд. Затем, протрезвев, завернуть трупы в простыни и спустить вниз.
– В этом как раз нет ничего удивительного, – осторожно вставил Слава Карпов, отлично, как ему казалось, представлявший себе действия убийцы. – Усадьба была завалена снегом, он не мог бы выбраться оттуда самостоятельно, а потому ему предстояло провести в этом доме какое-то количество дней, два-три, а то и четыре, вы же помните, какая была метель… Дом отапливался, в нем было тепло, и он не мог допустить, чтобы трупы оставались на своих местах… Поэтому, как вы правильно заметили, протрезвев и ужаснувшись такому количеству трупов (не факт, кстати, что он вспомнил, кто именно стрелял), он первым делом решил от них избавиться. Закопать он их не мог, поскольку стоял сильный мороз, земля мерзлая, да и вообще, это бессмысленный труд, трупы бы быстро нашли, и он счел возможным сложить их в дровяном сарае. Я уж не знаю, какие чувства он при этом испытывал, но, судя по всему, этот человек довольно быстро пришел в себя, привел в порядок дом, перемыл всю посуду, оставшуюся после новогоднего пиршества… Правда, кровь на полу и на лестнице не удалось замыть как следует, остались пятна… – У Карпова мелькнула мысль, что, будь он убийцей, уж он бы отмыл полы так, что и молекулы крови на паркете не осталось бы… Хотя все это теоретически. На деле же невозможно избавиться от крови, где бы она ни была: она красная, яркая, густая, жирная… Словно специально сотворенная такой, чтобы ее невозможно было скрыть от человеческого глаза.