Бронзовый грифон

Ан нет! Это что? Похоже, та самая сумка, с которой фра Корзьело посещал «Розу Аксамалы». Правда, большинство сумок похожи друг на друга, как две луковицы из одной связки, но что помешает проверить?

Сыщик уверенным движением распустил завязки, растянул горловину сумки.

Так и есть.

Вот она – плеть-шестихвостка.

Небольшое усилие, и полая рукоять раскрылась.

Пусто.

Ну конечно! Ведь невостребованное сообщение лежит у него, сыщика по кличке Мастер, в кармане.

– Я же говорил – по вашей части, – невыразительный голос Смурого прозвучал за спиной. – Кстати, вот этот – не наш человек. В гильдии наемных убийц человека с такими приметами не значится.

– А вы всех-всех знаете? – не удержался от подковырки контрразведчик.

– Ну, не всех, но… Как говорил тот барнец – всех яблок не съем, но понадкусываю изрядно.

– Ясно. Следов хозяина, конечно, никаких?

– Никаких. Чисто ушел. Я так прикидываю, перед рассветом к нему забрались. Точнее, не забрались, а внаглую вошли. Через дверь. Экономка сама нарвалась. Зачем убийце лишний свидетель? Кстати, убийца из гильдии, во-первых, пошел бы в маске, а во-вторых, постарался бы оглушить бабку. Они бесплатно убивать не любят – примета плохая.

– Да слышал я об этой примете, – кивнул Мастер. – А если ему за двоих заплатили?

– Все может быть. – Форгейльм развел руками. – Все знает только Триединый, а человеку остается предполагать и догадываться.

– Я, пожалуй, в кабинете пороюсь, – сказал контрразведчик. Не разрешения спросил, а поставил в известность.

– Само собой, – согласился Смурый. – Только, похоже, смысла нет. Я осматривал – ниша стенная, потайная, вскрыта. Без взлома. Сам Корзьело, видимо, и вскрывал.

– Деньги забрал?

– Скорее всего.

– А бумаги?

– Здесь только книги. Записи счетов, цены, списки поставщиков, заметки… Значит, другие бумаги или уничтожил, или не держал дома.

Мастер вздохнул. Форгейльм не дурак. Догадался, конечно же, что к обычному лавочнику наемного убийцу не пришлют. Наверняка ждал кого-нибудь из тайного сыска. И поискал, соответственно, с душой, как для себя. А может, и правда для себя искал? Кто знает, как далеко простираются честолюбивые замыслы сыщика? Или просто, любопытства для…

– Там, наверху, голубятня, – буднично произнес Смурый. – Если хотите, можете взглянуть. Всякие имеются – и дутыши, и мохначи… Но какие у него почтовики!

– Ясно. Спасибо, – кивнул Мастер. – Я все-таки поищу.

– Не смею препятствовать лучшему из тайного сыска.

Форгейльм приложил ладонь к груди, повернулся и зашагал вниз по лестнице. Любопытство любопытством, а отчет для магистрата писать надо.

Ухмыльнувшись незамысловатому комплименту, Мастер вернул разломанную надвое плеть в сумку и, перепрыгнув труп, направился в кабинет фра Корзьело. Картина, несомненно, ясна и прозрачна, как воздух над Великим озером в погожее летнее утро, но работа есть работа. Табачник связан с иностранной разведкой, но он, по всей видимости, лишь передаточное звено. Возможно, обнаруженные улики позволят выявить его связи и наведут на рыбешку покрупнее. А может, и подскажут направление, в котором скрылся полукровка.

Часть вторая Волонтеры империи

Глава 9

Зависшее в зените солнце так жгло лучами, будто люди, сбившиеся в жалкое подобие строя, были заведомыми еретиками и подлежали немедленному уничтожению «без пролития крови». Впрочем, ничего удивительного – месяц Медведя истек, солнце перешло в знак Быка, а значит, вступает в свои права жаркое сасандрийское лето. Даже в провинциях, раскинувшихся севернее Великого озера, ночи становятся теплыми, а дни откровенно знойными. А еще месяц спустя светило начнет припекать, и лишь близость широкой водной глади спасет Аксамалу и ее жителей от участи быть заживо изжаренными. Потому имперская знать так любит тенистые внутренние дворики городских домов. С обязательным водоемом в середине. Оттого в Верхнем городе так много парков и садов, с фонтанами и маленькими прудами, над которыми так приятно прохаживаться по ажурному мостику.

Но эти радости доступны только законопослушным гражданам, имеющим уважение в обществе и достойный доход. Людям, угодившим в городскую тюрьму Аксамалы, рассчитывать на отдых и прохладу не приходится. Почти двадцать дней в душных застенках, пропитанных вонью немытых тел, гнилой соломы и непереносимыми миазмами почерневшей от времени и длительного употребления бадьи для оправления естественных надобностей. Сырость после затяжных гроз, которыми так богат месяц Медведя, не давала просохнуть одежде, и она начинала преть на теле.