Бронзовый грифон

– Не пожалеешь! – коротко бросил Мудрец, говоривший, как Кир уже успел понять, редко, но в самую точку. За что и кличку заработал.

– Да я, признаться, и сам так думаю, – широко улыбнулся Кулак, показывая выщербленный клык. – Меч бы тебе подобрать, парень…

– У меня есть! – решительно вмешалась Пустельга. Сунула руку в длинный тюк, уже притороченный к седлу мышастой кобылы, вытащила кавалерийский меч – брат-близнец того, что висел у нее на перевязи. – Держи! Не всех врагов черенком от метлы разогнать можно.

Кирсьен опешил на мгновение. Воспитанный в дворянской семье, он с детства впитал определенные традиции, среди которых была одна, гласившая: принятие меча накладывает обязательства на одариваемого. Нечто подобное присяге на верность. И если после рукопожатия за столом в мансионе еще можно развернуться и отправиться восвояси, то приняв меч…

– Что смотришь, как баран на новые ворота? – нахмурилась воительница. – Бери!

– Бери, не бойся, – поддержал ее предводитель. – Мы теперь одна команда. Все поровну. И раны, и добыча. Да не бойся ты! Не заладится дружба – уйдешь. У нас никто никого не неволит. Бери, кому говорят!

Кир протянул руку и принял меч из узких ладоней Пустельги.

Осторожно вытащил из ножен. Взмахнул пару раз на пробу.

Отличный клинок. Вес – то что надо, в самый раз по руке. Баланс отличный. Не хуже тех мечей, к которым привыкли гвардейцы.

– Спасибо! – искренне улыбнувшись, сказал молодой человек.

– Сочтемся! – ухмыльнулась Пустельга.

Утренние сборы надолго не затянулись. По всему видно – отряд Кулака состоял из людей, привычных к путешествиям и легких на подъем. Да оно и верно – хочешь зарабатывать деньги наемничьим трудом, мотайся по всей Империи. Ведь сегодня заваруха у Внутреннего моря, а завтра пираты высаживаются на побережье Каматы. В начале месяца соляной бунт в Гоблане, а в конце – снова кентавры жгут поселки окраинцев. Конечно, у императора хватает войск – и тяжелая пехота, и конница, и инженерные войска с их требушетами, онаграми и баллистами. Но имперская армия – армия-освободительница, на кончиках мечей принесшая радостную и спокойную жизнь народам провинций Сасандры – барнцам и тьяльцам, каматийцам и табальцам, окраинцам и гобланцам (от чего они только бунтуют время от времени – непонятно!). Имперская армия защищает цепью фортов Окраину и южную Уннару от набегов кентавров, усмирила – не до полного истребления, но значительно обескровила – вольных дроу в горах Тумана, принудила к покорности альвов из Зеленогорья, отбила охоту совать свой нос на материк у пиратов с Халида, на веки вечные заперла в сырых лесах края Тысячи озер мерзких зеленокожих гоблинов. Издревле армейский мундир пользуется в Сасандре почетом и уважением. Не то что серые камзолы сыщиков. Поэтому командиры – от лейтенанта до генерала – не любят делать грязную работу: громить армии обиженных на слишком высокие налоги крестьян, штурмовать замки сетующих на оставшиеся в далеком прошлом вольности дворян, вырезать поселения нелюдей так, чтоб и следа богомерзких тварей не оставалось на земле. Не приведи Триединый, еще и в жестокости обвинить могут, бесчеловечности и великоимперском посягательстве на права малых народов. Уж лучше загребать жар чужими руками. Проще и спокойнее. А если местные вольнодумцы или борцы за правду из западных мелких королевств вздумают шум поднимать, всегда можно списать на неуправляемых наемников, охочих только до золота и крови. Обвинить, осудить и заплатить побольше. Не только за выполненную грязную работу, но и за ненависть толпы, за летящие порой в маршевую колонну наемников тухлые яйца и гнилые яблоки, за презрительное отношение благородного сословия. Вот и текло золото и серебро полноводными ручейками из императорской казны в карманы кондотьеров, а из-за хорошего заработка не оскудевала желающими попытать счастья в отрядах наемников земля Сасандры.

Мешки и тюки с гнедого мерина, доставшегося Киру, перевесили на двух других вьючных лошадей. Кулак распрощался с фра Морелло, самолично вышедшим проводить денежных гостей, которые с вечера выпили и съели едва ли не половину его запасов, а заплатили в полтора раза больше обычной цены (даже за безнадежно испорченную метлу), и скомандовал выдвигаться.

Ход у гнедого оказался мягким и размеренным. Даже на вьючном седле Кирсьен не чувствовал неудобства. Пробегающие мимо яблоневые, не так давно отцветшие сады и лоскуты полей, весело зеленеющих яровой пшеницей, овсом, ячменем, не баловали особым разнообразием, и молодой человек вновь вернулся к засевшей под черепом со вчерашнего вечера мысли. То самое смутное беспокойство, посетившее его еще до встречи с наемниками и ссоры с Мелким. Что? Что он увидел, услышал и почувствовал? Что могло дать ключ к некой загадке?

Немытые, запуганные артельщики? Точно нет.

Выпускник Аксамалианского императорского университета точных наук? Напомнил о студентах, из-за которых вся жизнь наперекосяк пошла? Да нет… Вряд ли.

Богач, обремененный нешуточным семейством? Этот вообще, как говорится, не пришей кобыле хвост.