Государь пуще прежнего гневается, досаду на егермейстере своем отливает, требует Боровика изловить. С царем не поспоришь, и пришлось старому егермейстеру во главе охотничьей команды в погоню пуститься. А Боровик время зря не теряет, все дальше и дальше уходит, царевых людей в болото заманивает. В камышах-тростниках мелькает, через пенечки замшелые скачет, по брусничным полянкам, по россыпям грибов мухоморов поторапливается, а охотники — следом. И теперь уже трудно сказать, как оно получилось, что егермейстер, с кочки на кочку перепрыгивая, на змеиное гнездо наступил, на целый клубок болотных гадюк.
Испугался он, прочь отпрянул, но на беду свою оступился да прямо в трясину и рухнул. Пока охали охотники, пока ахали, над ним уже и ряска болотная сомкнулась. Так и пропал егермейстер!
Приуныли егеря, с пустыми руками к повелителю своему вернулись. То-то рассердился он! Вот ругает их, уму-разуму учит, а сам и не поймет, то ли слышится ему, то ли в самом деле старичок его снова окликивает. Умолк царь, прислушался, голову вверх задрал да Боровика в кроне старого клена разглядел — вот он, злыдень этакий, пальчиком грозит, охотников наказать обещается.
Не удержался государь, самолично за лук взялся. Стрелу пустил, а она-то в ветвях заплутала да обратно, прямо на голову ему и свалилась, благо лишь, что не острым концом. Застонал он, за макушку ушибленную схватился да тут же повелел клен рубить, чтобы злодея наконец-то достать.
Боровик над пришибленным царем потешается, все шуточками его осыпает, а охотники тем временем за топоры взялись, дерево рубить начали. Рубят, но не знают, что в дуплах клена гнезда осиные сокрыты. Вылетели потревоженные осы, звонким роем людей окружили, жалить принялись.
Суматоха! Собаки воют, лошади мечутся, а охотники топоры побросали, царя на коня усадили да из леса прочь. А осы-то разъярились, не отстают. Лошади скачут неровно, из стороны в сторону бросаются, а всадники один за другим на землю так и летят. Сам государь на дороге меж конских копыт оказался, ушибся сильно. Дальше ехать верхом побоялся, до самой крепости пешком шел.
Да, не думал он так возвратиться… Мрачен, грозен словно туча черная. В покои свои шагает, зубы стиснул, видеть никого не желает. А тут навстречу ему жена и дочурка. Увидала Мария отца, сразу к нему на руки да пташкой щебечет:
— Милый папенька, ты мне зверюшек из леса привезти обещался: олененка, зайчонка, ежа. Где же они?
— Злой старик помешал, — хмурится отец, — а то были бы тебе зверюшки.
— Вот жалость, — огорчается Мария. — А я им и постельки, и корм приготовила. А сейчас, папенька, давай на главную башню поднимемся. Давно я там не была.
Хоть и утомился государь, хоть и не в духе, а отказать любимой доченьке не может, вместе с ней и царицей в башню, на винтовую лестницу идет.
Надо сказать, что каждый такой подъем был для Марии своего рода подарком. С высоты открывался вид на живописный, цветущий край. Вот от горизонта до горизонта высятся укрытые лесами горы.
Между ними таятся ущелья, пестрыми коврами простираются долины. И реки словно огромные серебряные змеи скользят меж гор и холмов.
Мимо башни степенно плывут облака, то и дело мелькают птицы, слышно жужжание пчел и гудение шмеля. И пчелы, и шмели, и осы — все кружат вокруг голубеньких цветочков вьюнка, поднявшегося от земли до самого верха башни. А в каждом цветке угощение: нектар и пыльца.
Вот пчелка юркнула в молоденький, едва распустившийся бутон, собрала нектар и тут же обратно. Шмелю-толстяку труднее — он и лапками лепестки раздвигает, и так и сяк в цветок протискивается, а полосатая попка и прозрачные крылышки все равно снаружи торчат.
Тут царевна набралась смелости и пальчиком по крылышкам его погладила. И боязно ей, и смешно, а шмель жужжит недовольно — кто это, мол, его тревожит.
Царь тем временем велел слугам пшена принести. Вот и новая забава дочурке: пригоршню зерна наберет, руку вперед вытянет, стоит ждет, пока какая-нибудь отважная пичужка осмелится корм взять. Вот одна подлетит, зернышко схватит и тут же прочь, вот еще одна, а потом уже и другие, глядя на них, расхрабрятся, все пшено из ладошки перетаскают.
Весело царевне, весело царю, и время за забавой быстро летит.
Но вот день прошел, наступила ночь. Спит маленькая царевна, и снится ей сон. Вот она будто бы не в спаленке своей, а в огромном бутоне. Мимо нее плывут облака, вверху солнышко светит, а гдето далеко-далеко внизу земля, укрытая ярким ковром, сотканным из лугов, лесов, рек и озер. Вдруг вовнутрь цветка с оглушительным жужжанием влетает большущая, размером с человека, пчела.
— Здравствуй, Вьюнок! — жужжит пчела.
— Здравствуй, пчелка, — отвечает Мария, с этими словами берет кувшин с душистым нектаром и потчует гостью.
Но тут прилетает огромная оса, а потом еще и полосатый, мохнатый шмель-толстяк, и все угощаются нектаром, и все благодарят царевну, и все называют ее не иначе как Вьюнком.
Вот такой удивительный сон снится Марии, и спит она мирно, с доброй улыбкой на устах.