Бронзовый топор

Укушенный Морозом вскочил на ноги и быстро побежал к стойбищу. Мизинец бросился следом, но не обгонял старика, потому что так велел обычай. Укушенный Морозом сам должен был принести в стойбище радостную весть.

Когда выскочили на поляну, старик протяжно закричал:

— Олени пришли!!! Олени-и-и-и пришли-и-и-и!!!

Все, кто был в стойбище, собрались вокруг него, ожидая чего-то. Великий Заклинатель племени сел на груду оленьих шкур, закрыл лицо большими тяжелыми ладонями и надолго замолчал. Все стихло, все замерло вокруг. Укушенный Морозом заговорил шепотом, медленно, с ударением на каждом слове. Это было заклинание об удачной охоте.

— Дичь, земная вошь, длинноножка, долгоушка
с женской гривой, от меня не убегай!
Вот несу я кожу для подошв, вот несу я
сухой мох для моего огнива.
Подходи ко мне, не бойся, подходи!

— Гхы! Гхы! Гхы! — закричали стоящие вокруг. — Сегодня мы станем есть теплое мясо, нежные оленьи языки и глаза! Сегодня каждый до отказа набьет брюхо розовым мозгом из костей и станет валяться на мягких шкурах, еще теплых от крови! Духи, помогите нам!

Мужчины прыгали и размахивали над головой копьями, били себя кулаками в грудь, топтали траву. Женщины и дети, взявшись за руки, ходили вокруг костра.

Веселье стихло так же неожиданно, как и началось. Толпа женщин и ребятишек ушла в лес, обходя стороной долину. Мужчины, у которых не было своих байдар, проверив еще раз луки, отправились на сухие бугры, чтобы, спрятавшись там за грудой камней, стрелять пробегающих мимо оленей. Самые же опытные охотники, взяв с собой только копья, перетащили байдары под обрыв и затаились там до поры.

Снова сделалось тихо, и только пуночки, птицы весны, громко пели на склонах скалистых сопок.

Потом откуда-то издалека донеслись многоголосый волчий вой и человеческие голоса. Охота началась. Загонщики подали знак. Скоро те, кто затаился под обрывом в байдарах, услышали, как гудит от топота земля, как, словно сухие палки, стучат друг о друга оленьи рога и хрипло дышат испуганные бычки.

У воды бычки на миг остановились, закружились на месте, но иного пути не было. Слева и справа рядами стояли каменные люди, позади бежали загонщики, размахивая обрывками шкур, палками и выли волчьими голосами, от которых у оленей стыла кровь.

Когда большая часть стада уже поплыла, из своей засады, оттолкнувшись от берега, с криком вырвались охотники на байдарах. Голые по пояс бронзовые тела их блестели, и пот крупными каплями тек по скулам.

Байдары врезались в самую гущу стада. Не выпуская из одной руки весло, чудом не переворачиваясь в быстрых водоворотах, мужчины, сильно замахиваясь копьями, всаживали их животным между лопатками. Движения охотников были быстры. Их копья доставали оленей и слева и справа от байдарки. Скоро вода сделалась красной, как закат. И в этой воде, обезумевшие, крутились на месте, то поворачивая к берегу, то уплывая от него, бычки. Глаза охотников горели восторгом, а руки не знали усталости.

Мизинец, как и все, нанося удары животным, кричал. На миг он увидел: вдоль берега, вниз по течению реки, бежали женщины и дети. В руках у каждого был ремень. Коротко взмахивая ремнями, они бросали их на плывущих убитых оленей и, зацепив за рога или ногу, вытаскивали на берег.

Совсем короткой показалась юноше охота, а берег уже был завален оленьими тушами. Охотники повернули свои байдары.

И сразу их будто бы подменили. Глаза угасли, походка сделалась тяжелой. Охотники побрели к стойбищу. Пришло время женщин и подростков. Они взваливали на спины туши и таскали их к костру. Потом, весело перекликаясь и смеясь, начали разделывать убитых животных. Глаза женщин слезились от дыма, лица были в морщинах, хотя к большинству из них еще не пришла старость. Но работу свою они делали весело и легко. Так они привыкли жить. Духи должны были видеть радость на лицах людей.

Охотники грелись на солнышке. Изредка кто-нибудь из них вставал, подходил к туше оленя и, выковырнув обломком рога глаза животного, с наслаждением их съедал, потом возвращался на свое место, валился на землю и начинал дремать, сладко щурясь и радуясь удаче.

— Что дальше станем делать? — спросил Мизинец. Старик, сонно моргая, удивленно посмотрел на него.

— Дальше станем есть и веселиться.

— Еще будет охота?

— Зачем? Разве у нас мало мяса? Олени весны худы, шкуры их не вылиняли до конца и не годятся на одежду. Мы станем есть и спать до той поры, пока не пойдет из Внутреннего моря в Великую реку красная рыба. Тогда мы бросим это стойбище и отправимся туда, где рыба зарывает свою икру в желтый песок.

— Я хочу ходить. Я не хочу спать.

— Ну что ж, — подумав, недовольно сказал старик. — Поищи в племени таких же, как и ты, которым не сидится на месте. Если найдешь, иди туда, куда тебе хочется.

— Я хочу видеть людей другого племени.