Бросая вызов

Кто сколько-нибудь интересовался викингами, не мог не отметить их кровавости даже на фоне того времени, весьма кровавом. Историк Макнейл такой нрав викингов связывал с тем, что они были представителями молодой цивилизации. Купцы же Византии, Малой Азии, Китая, Индии, носители и рассадники вкусов и нравов высших сословий — феодалов, чиновников, были тогда уже приучены уважать заведенные порядки — налоги, пошлины, регулируемые кем положено.

Социально-исторический подход настраивает и вас думать в том же направлении. Купцы и дельцы, корсары, под британским и американским флагами грабили по-викингски Индию, Африку, торговали рабами, захватывали прибыльные участки земного шара, уже когда викинги отошли в далекое прошлое и скандинавы ничем, кроме цвета и роста, не напоминали своих предков. Новым викингам к тому времени пора бы цивилизоваться. И климат стран, откуда вышли эти рыцари наживы, был не так суров. Но жестокости им было не занимать у предшественников, да и хозяйственной жилки тоже. Все награбленное вкладывалось в дело. Крупное дело, не чета семейным фермам викингов.

А уже нашего века беспримерной жестокости «сверхлюди», любившие называться викингами, — те хозяйственны были маниакально. Но — без того остального, что овевает имя викингов ореолом неповторимости, — бесстрашия, горделивой мужественности, силы духа, готовности жертвовать жизнью ради того, чтобы увидеть неведомый далекий берег.

Жестокость и частная собственность давно подозреваемы в тайной связи. Имеет та или другая или обе они выход на климат? И через что?

История природы — повторим снова — и история людей связаны между собой. Но нет ничего более обманчивого, чем доступность этой связи простому разумению.

Л.Н. Гумилев хотел бы, чтоб ему не навязывали родства с теми, кто думает иначе. В «Открытии Хазарин» он противопоставляет свои взгляды простому разумению насчет этноса, его психических, физических особенностей и исторических судеб. Например, взглядам Шарля Монтескье. Ища натурального объяснения всего что ни на есть, просветитель хоть и в благих целях, однако перегнул палку. Автор «Духа законов», «Персидских писем» — произведений смелого XVIII века — хотел поставить понимание истории на реальную почву, не призывая бога без надобности, что было большой прогрессивностью с его стороны. Но — перестарался. Все у него получается «из природы вещей». Народы, законы, правы, государства… То как раз была попытка постичь непростые вещи простым разумением.

…Жаркий климат расслабляет душу и тело, а холодный делает человека крепким и активным, южане нежны, чувствительны, а северяне грубы и выносливы; восток из-за жары находится в умственной прострации, отчего там обычаи, нравы и законы не меняются; южане по указанной причине не мужественны и потому почти всегда бывают порабощены белыми — мужественными, жестокими, твердыми… И далее в том же роде простые разумения Монтескье, доступные, пожалуй, и тем, кто его не читал, а сам, одною лишь догадливостью доходил, что раз «они» не как «мы», значит, наверно, это из-за того, что «у них» не как «у нас».

Построения Монтескье, как план Версаля, были ясны, линейны, логичны и, вопреки намерениям автора, не естественны, а искусственны. Все же они приблизили гуманитариев к естественникам, в чем определенно ощущалась потребность.