Брошенная в бездну

— Почему же «сомнительное»? После полуночи, правда, там полно рабочих, матросов, грузчиков. Но что нам до них? Сядем где-нибудь в уголке и попросим откупорить пару бутылок. К тому же ведь мы с тобой члены Народной партии[20], нам положено быть вместе с народом, делать всё ради народа и во имя народа… Ну, вставай, пошли!

За последние недели своей холостяцкой жизни Нихат-бей побывал уже не в одном баре и казино. Он подумал, что ничего не изменится, если к длинному списку этих заведений прибавится кабачок «Под башмаком у жены».

— Что ж, я готов!

Солнце уже опустилось в тихую гладь моря, горы затянуло синей вуалью, но было ещё душно.

На главной улице, по обеим сторонам которой возвышались новые здания, Нихат остановился.

— Прошло уже пятнадцать лет, как я приехал сюда, а кажется, что это было только вчера. В то время город мало чем отличался от большого посёлка. А сейчас?

— То ли ещё будет через пятнадцать лет!

— Да, в самом деле, жизнь несётся вперёд, как горная река!

— А мы в этом потоке не более как щепки…

Нихат рассмеялся:

— Дубовые или грабовые?

— Какие угодно, но всё-таки щепки!

Зажглись уличные фонари. Но по мере того как они приближались к кабачку «Под башмаком у жены», света становилось всё меньше.

Увидев в дверях знакомого посетителя, хозяйка вышла из-за стойки.

— Входите, входите, бей-эфенди, добро пожаловать!

Лицо второго гостя показалось ей тоже знакомым. Где она видела этого человека? Когда, при каких обстоятельствах?.. «Ах, да зачем ломать голову», — подумала Наджие и крикнула гарсону, стоявшему возле стойки:

— Ахмет, отодвинь-ка столик вон в тот угол! А ну, живо!

Длиннорукий, нескладный детина, напоминавший чем-то артиллерийского битюга, выпучил на важных посетителей глаза и не двигался с места.

— Да что ты стоишь, словно пень! — заорала хозяйка кабачка.

Гарсон наконец зашевелился. Оглянувшись вокруг, он выбрал свободный столик и, легко подняв его, понёс в дальний угол. Затем накрыл столик белой бумагой и пододвинул гостям табуреты.

— Пожалуйте, пожалуйте, господа, — суетилась Наджие. — Вы уж извините меня за бедность, плохи у нас дела, совсем плохи. Всё надеюсь, вот-вот поправятся, ан нет, не выходит. Ещё когда здравствовал мой муж, было всё-таки легче. А сейчас прямо с ног валюсь. Надо бы всё здесь устроить по-другому, да где там…

Нихат-бей смотрел на хозяйку кабачка. Трудно было узнать в ней прежнюю Наджие, служившую в доме Мазхара. Совсем высохла, лицо избороздили морщины, ему даже показалось, что она стала немного выше ростом.

— Когда умер твой муж? — спросил Нихат-бей.

«Где я слышала этот голос?» — снова подумала Наджие и пристально посмотрела на гостя.

— Я тебя давно знаю, — засмеялся Нихат. — Да, лет пятнадцать, пожалуй.

На морщинистом лице Наджие появилось подобие улыбки.

— Вы говорите, пятнадцать лет?

— Так и не вспомнила?

— Память совсем отшибло, — вздохнула Наджие.

— А помнишь ты адвоката Мазхар-бея?

— Да! — Она вздрогнула. — И помню, как он погиб, — автомобиль свалился в пропасть.

— Так вот, дорогая, я его друг — адвокат Нихат.

В тусклых глазах Наджие заблестели слёзы.

— Значит, вы и есть адвокат Нихат-бей? А я как увидела вас, сразу подумала: этот господин мне знаком! Эх, сколько времени прошло с тех пор, сколько воды утекло! — Наджие вздохнула. — Как вы поживаете, бей-эфенди, как чувствует себя ханым-эфенди?

— Хорошо.

— А вы знали первую жену Мазхар-бея?

— Назан?

— В газетах писали, что она была арестована — делала фальшивые деньги. А что с ней стало потом, не знаю. Вы что-нибудь слыхали о ней?

Нихат не счёл нужным посвящать хозяйку кабачка в печальные подробности. Ведь Назан была матерью его будущего зятя… Да и сам он толком не знал, где она теперь и что с ней стало. Ему было лишь известно, что на десятом году заключения Назан выпустили из тюрьмы по амнистии…

— Что будем пить? — спросил он коллегу, желая переменить тему разговора.

— Хозяйка сама знает.

Наджие заковыляла на своих тоненьких ножках к стойке и вскоре возвратилась с бутылкой красного вина.

— А куда девалась девица из бара?

— Она вышла замуж.

— Ого! Недаром говорится: «Отрава не лечит, а шлюха не помнит».

— Так что же, по-твоему, ей оставалось делать? Не ложиться же в могилу вместе с Мазхаром?

— Погодите, а куда делся Халдун?

— Он учится в университете, скоро станет доктором.

— Доктором? — вытаращила глаза Наджие. — О-о-о! Слава аллаху!

Нихату уже начал надоедать этот разговор. Он стал смотреть по сторонам. Кое-где на грязных стенах болтались дешёвенькие олеографии, которые много лет назад Рыза повесил своими руками. Они выцвели и потемнели. Столы, табуреты, стойка — всё было старым и ветхим. У стойки толпились завсегдатаи. Это были строители — их легко было узнать по одежде, перепачканной известью и краской; заводской люд в синих комбинезонах; мелкие крикливые чиновники; какие-то забулдыги в широченных брюках клеш, немилосердно коверкавшие слова.